Валерия Вербинина - Вуаль из солнечных лучей

– Он меня переиграл, – мрачно промолвил Осетров. – Мне стало известно, что вчера после нашей встречи генерал отправился вовсе не в театр, а к сыну на улицу Монморанси. О чем они говорили, мне неизвестно, но когда Дассонвиль вышел, он казался взволнованным и споткнулся на тротуаре. Вечером его сын рассчитал всю прислугу и выплатил им даже больше, чем они должны были получить. Когда утром он не явился на работу, к нему послали курьера, но тот не смог достучаться до Пелиссона. Кто-то из соседей вспомнил, что слышал громкий хлопок незадолго до полуночи. В конце концов, дверь сломали и обнаружили труп с простреленной головой… Как вы думаете, госпожа баронесса, он сам решился на самоубийство или ему приказал отец?

– Приказал – нет, вряд ли, – ответила Амалия, поразмыслив. – Посоветовал, настойчиво намекнул… что-нибудь в этом роде.

– Да уж. – Осетров вздохнул. – Никогда я не мог подумать, что Дассонвиль отважится на подобное. Надо отдать ему должное, времени зря он не терял: я объявлен персоной нон грата и мне предписано покинуть Францию в течение двух дней.

– А что насчет меня?

– Официально против вас ничего нет, госпожа баронесса. Но вы наверняка понимаете, что иметь такого врага, как генерал Дассонвиль, – большая роскошь, которую не каждый может позволить.

– Я учту, – мрачно сказала Амалия.

– Хорошо. Приезжайте к нам, для вас есть кое-что.

В посольстве Амалию ждал пакет от Багратионова, в котором генерал требовал отчета о том, чего ей удалось добиться. Подавив соблазн отправить шифрованную телеграмму с текстом «Ничего», Амалия остановилась на другом варианте – «Работа продолжается. Ждите известий». Так как генерал теперь требовал, чтобы в сообщениях использовался новый шифр, у нее ушло едва ли не полчаса на то, чтобы зашифровать два коротких предложения.

Покинув посольство, Амалия задумалась о том, чем ей заняться, и решила отправиться туда, где жил покойный Пелиссон. Улица Монморанси казалась респектабельной и довольно тихой, здесь не было ни омнибусов, ни шумных трамваев, зато попадалось много вывесок ювелирных лавок. Дом, в котором находилась квартира Пелиссона, ничем не выделялся среди прочих. На первом этаже находились ювелирная лавка, булочная и магазин игрушек. Таблички возле входа указывали, что среди жильцов имеются вышивальщица вееров, гравер и доктор. Немолодой консьерж, у которого одна нога была деревянная, стоял на крыльце и, попыхивая трубкой, разговаривал с булочником и молодой женщиной, судя по ее виду – горничной одного из жильцов.

– Репортеры теперь повадились ходить, – говорил консьерж. – И вот что странно: вроде все из разных газет, а вопросы задают одни и те же. Хорошо ли я знал месье Пелиссона, не бросила ли его женщина и не слышал ли я звук выстрела. Откуда же мне слышать? Его квартира в другом конце здания.

– А где его окна? – с жадным любопытством спросила горничная.

В ее тоне чувствовалось неприкрытое торжество, что незнакомый ей Пелиссон, живший как буржуа, имевший приличную работу и вовсе не бедствовавший, умер, а она, только два-три месяца назад покинувшая свою деревню в Берри или Нормандии, жива, здорова и даже не собирается умирать. Амалия собиралась поговорить с консьержем, но теперь, при взгляде на его слушателей, у нее пропала всякая охота. Она резко повернулась, чтобы уйти, и едва не столкнулась с господином, который стоял позади нее.

– Мадам! Я прошу прощения… Боже мой, это вы?

Узнав Марселя Лакомба, Амалия испытала довольно странное ощущение. Вот, к примеру, встречаете вы человека, который вам скорее симпатичен, и вдруг обнаруживается, что он карточный шулер, или бросил жену с тремя детьми, или обобрал беспомощную старушку. По мысли баронессы Корф, появление ресторатора на улице Монморанси именно тогда, когда она сама туда приехала, никак не могло быть простым совпадением, и она не собиралась даже притворяться, что верит в подобные случайности.

– Нет, – твердо промолвила Амалия, глядя в лицо Лакомбу своими безжалостными золотыми глазами, – этого не может быть!

От нее не укрылось, что ресторатор смутился.

– Вы следили за мной? – требовательно спросила Амалия.

– О нет, мадам! – Лакомб смутился еще больше. – Собственно говоря… я приехал сюда из-за некоего Пелиссона.

– Некоего?

– Вы вряд ли его знаете, – поспешно добавил ее собеседник. – Ко мне в ресторан ходит один полицейский, и он сказал мне, что Пелиссон покончил с собой.

– Вам-то что за дело до этого?