Ольга Михайлова: На кладбище Невинных [СИ]

Сейчас, приняв загадочный вид, она добавила:

— Слышали последние новости?

— О, нет, что же случилось? — д'Авранж принял заинтересованный вид, хоть и не рассчитывал ни на что достойное внимания: в салоне старухи обычно циркулировали слухи трёхдневной давности.

Он не ошибся.

— Говорят, Вольтер окончательно порвал с двором и собирается по приглашению Фридриха поселиться в Берлине, — проронила маркиза, тонко улыбаясь графу сухими губами. — Реми де Шатегонтье, циник чёртов, заключил с графом Лоло пари на тысячу ливров, что он и там долго не задержится.

Граф уже знал эту новость от самого Реми, но сделал вид, что слышит её впервые.

— Надо же… — Камиль д'Авранж любезно улыбнулся маркизе. — Впрочем, что удивляться? Великий человек редко способен уместиться в рамках сврего круга.

Сам д'Авранж, потомок тех, кто воинской доблестью пробивал себе путь наверх, являл разительный контраст мужеству предков: был тощ, бледен и казался чахоточным. Враги считали, что он уродлив, как горгулья, но друзья полагали, что у графа умное лицо. Трудно было сказать, сколько лет д'Авранжу: недоброжелатели обычно давали сорок с хвостиком, но знавшие его близко говорили о тридцати. Граф слыл ярым поклонником Вольтера и гордился наименованием «либертина», проповедуя свободу от предрассудков.

Маркиза любезно указала ему на дверь в зал, с улыбкой обронив, что ему не придётся скучать в одиночестве. И точно: в гостиной д'Авранж сразу заметил иезуита в чёрной сутане и нахмурился. Принесло же его!

Аббат Джоэлле ди Сансеверино, которого в салоне на галльский манер звали Жоэль де Сен-Северен, был окружным деканом собора Сен-Сюльпис. Д'Авранж знал, что аббат настойчиво приглашался сюда маркизой, считавшей, что присутствие духовной персоны создаёт в салоне атмосферу «возвышенной духовности», однако те священнослужители, которых графу доселе доводилось встречать в светских гостиных, создавали там, на его взгляд, только дух затхлого резонёрства и отменной скуки.

Но аббат Жоэль, родовитый, состоятельный и безукоризненно обходительный, резонёром, надо признать, не был. Не был и скучен, к тому же — весьма нравился особам прекрасного пола. И немудрено: лицо итальянца несло печать изящества и одухотворённости, удивительной густоты пепельно-белокурые волосы, чуть припудренные и уложенные в модную причёску «крыло голубя», очень шли ему, и лишь глаза, туманные и скорбные, казались чужими на этом тонком красивом лице.

Однако именно эти глаза, опушённые веерами тёмных ресниц, безмерно восхищали женщин. «В них можно увязнуть, как в трясине», — кокетливо обронила третьего дня герцогиня де Буффлёр, всем своим видом выражая, однако, полную готовность застрять в болоте глаз мсье Жоэля — и надолго. Юная же красавица Розалин де Монфор-Ламори сказала намедни маркизу де Вильруа, что аббат де Сен-Северен — самый красивый мужчина в Париже. Кому же это понравится, помилуйте?

Граф д'Авранж в обществе чаще всего делал вид, что почти не знает де Сен-Северена. На вопросы знакомых, как он находит священника, неизменно с некоторой долей напускного легкомыслия отвечал, что с аббатом можно иногда коротко поговорить о вечном. Правда, лицо его при этом несколько перекашивалось.

На самом же деле Камиля д'Авранжа с Жоэлем де Сен-Севереном связывали отношения давние и напряжённые. Жизнь постоянно сводила их, и первое столкновение произошло ещё в иезуитском колледже Святого Людовика. Двое одарённых юношей всегда были соперниками, причём не только в ратных поединках и интеллектуальных занятиях. Обоих угораздило влюбиться — со всем пылом юности — в одну девицу. Красавица Мари не досталась никому, но успела подарить одному — свою благосклонность, а другого — наделить мужественностью. Обстоятельства случившегося были столь скорбны, что и сегодня, десятилетие спустя, при воспоминании об этом лицо Камиля д'Авранжа кривилось нервной судорогой, а Жоэль де Сен-Северен бледнел. Ни один из них не мог избыть памяти о былом, но если д'Авранж искал забвения в разврате, то Сен-Северен — в монашестве.

Сейчас д'Авранж, едва кивнув аббату, торопливо прошёл к окну, но тут же обернулся на шум у дверей.

Там, загородив собой весь дверной проём, появился Тибальдо ди Гримальди, пятидесятилетний итальянец с оливковой кожей и упадочными чертами благообразного породистого лица. Богатейший банкир, коллекционер редких книг и антиквариата, он напоминал римлянина нероновых времён, и ему пошли бы алая тога и лавровый венок вокруг всё более лысеющей головы. Обожаемый маркизой за выдающееся понимание искусства, он был также известен своими мистическими увлечениями и славился как дегустатор и ценитель редких дорогих вин.