Наташа Полли - Часовщик с Филигранной улицы

– Японию сюда. Я, конечно, буду поблизости, а вы, когда не будете заняты, станете выполнять обычную работу: телеграфировать, заниматься счетами и так далее.

– Постойте, что значит быстро выучить? Вы ведь сказали, что я вернусь в Хоум-офис к пятнице.

– По всей видимости, я солгал.

– Что? Я понятия не имею, чем вы тут занимаетесь .

Фэншоу махнул рукой.

– Сядьте. По большей части вам придется иметь дело с ребятами из Найтсбриджской деревни, но, кроме того, в Лондоне живет еще полно японцев, и, поскольку их все-таки не так много, чтобы открывать посольство, они со всеми своими проблемами приходят сюда. Посол – его зовут Аринори, и сегодня его здесь нет, но будьте с ним начеку, а не то ко вторнику он запишет вас на дипломатическую службу, – ведет здесь прием три дня в неделю. Вы будете помогать тем, кто потерял документы, имеет проблемы с языком, давать людям советы по поводу съема жилья – короче, будете иметь дело со всеми, кто испытывает какие-либо трудности. Вот эта стопка бумаг – запросы, поступившие только за прошлую неделю. Разберитесь с теми, которые вам под силу, ну, а те, с которыми не справитесь, передадите мне. Джонсон объяснит вам, как заполнять формы и все такое.

Джонсон, человек, на которого он указал, оторвался от работы и впервые заметил Таниэля. Он улыбнулся ему быстрой улыбкой занятого человека:

– Доброе утро.

– Джонсон, это мистер Стиплтон. Я стащил его у телеграфистов из Хоум-офиса.

– Ох, слава тебе, господи, – воскликнул Джонсон, отодвигая блокнот для кодирования и знаком приглашая Таниэля подойти поближе. – Отправьте вот это. Я веду переговоры с Шанхаем, но этот процесс занимает у меня уйму времени, а Фэншоу украл у меня телеграфиста для коллег, занимающихся Америкой. Пока, Фрэнсис, – добавил он.

Фэншоу ушел. Таниэль вздохнул и, усевшись, по привычке, боком к телеграфному аппарату, осторожно потянул на себя телеграфную ленту. Этот телеграфный аппарат был гороздо совершеннее тех изношенных устройств, что стояли у них в Хоум-офисе; он работал быстрее и более плавно, и уже по его щелканью Таниэлю стало ясно, что выходящая из него лента не станет скручиваться после первых трех с половиной дюймов. Так что он придерживал ее просто по привычке. Сообщение представляло собой запрос на документ, подтверждающий, что на границе известно о том, что мистер Фивершем потерял паспорт, и что это не будет препятствием для пропуска его через пограничный пункт в Дувре.

Отправив телеграмму оператору на главный узел, он стал затягивать разболтавшийся и потому дребезжавший валик для телеграфной ленты. Когда, закончив, он собрал обратно аппарат, то заметил, что Джонсон наблюдает за его действиями.

– Можно попросить вас сделать для меня и вот это тоже? – смиренно попросил он. – Я тут сражаюсь в одиночку, и, кроме того, тот парень, который у нас тут прежде работал, был и вполовину не таким быстрым, как вы, с вашей скоростью вы управитесь за минуту. Вы слышите код?

– Да. И вы начнете слышать через какое-то время.

– Неужели? Потрясающе!

– Это совсем нетрудно.

– О, да, я уверен, что высшая математика тоже не так уж трудна, когда вы ее изучите, – рассмеялся Джонсон. – Так или иначе, но я рад, что вы к нам присоединились. Приятно для разнообразия заполучить наконец работающего человека, который знает, что делает, в отличие от остолопов, поступающих к нам прямиком из Итона и убивающих здесь время в ожидании, пока папаша раздобудет для них место где-нибудь в посольстве.

– Да, конечно, – ответил Таниэль, кивнув головой. На самом деле ему вполне симпатичны были выпускники частных школ, в Уайтхолле их было великое множество, и они, хотя и принадлежали к отличной от прочих смертных породе, всеми силами старались этого не показывать. Когда диктовавший ему Джонсон сделал небольшую паузу, Таниэль поднял голову и заметил, как остальные клерки обмениваются за его спиной многозначительными улыбками, хотя и не вполне понимал, что они означают.

– Готовы?

– Мм… да. Да. Итак: привет, Генри, точка. У меня тут сейчас работает новый парень за телеграфом, точка…

– Вы можете просто говорить, как в жизни, – сказал Таниэль, глядя на телеграфный ключ.

– Правда? Я думал, что надо все как-то специально, знаете ли… перефразировать.

– Я сделаю это за вас, так будет быстрее.

– О, великолепно! Черт побери, вы дока в своем деле, не так ли?

– Этому можно научить даже обезьяну. За телеграфом, точка…

После чего, уже не пытаясь разобраться в телеграфе, Джонсон перешел на чистую диктовку; довольно часто он прерывался, чтобы объяснить, что имеется в виду, и тогда остальные тоже принимали участие. Похоже, им было приятно порисоваться перед ним, и Таниэль внимательно их слушал и старался все запоминать, так как никогда прежде ему не приходилось иметь дело с чем-то подобным. Телеграмма в Шанхай представляла собой ответ на дипломатическую депешу и, следовательно, была очень длинной; здесь были требующие реагирования махинации китайской таможни, странный культ на востоке и проблемы британского ботаника, проникшего в запретную область с целью коллекционирования образцов чая. После шанхайской телеграммы пошло сообщение из Токио, понятное лишь частично, поскольку местный министр изъяснялся на сумасшедшей смеси англо-японского пиджина, пересыпаемой «годзаймасами» и «шимасами», которые Таниэль слыхал краем уха, не понимая их значения, накануне в японской выставочной деревне. Спустя некоторое время Джонсон составил их список.