Николай Свечин - Одесский листок сообщает

Ресторан Андронико находился в доме номер два на Екатерининской улице. Лыков до вечера шатался по городу и не находил себе места. Нынче все кончится! И можно будет уезжать домой.

За час до назначенного времени коллежский советник заглянул в полицейское управление. Черкасов встретил его улыбкой:

– Есть, есть алиби у Сергей Манолыча!

– Да вы что?

– Точно вам говорю. В главном доме, от которого флигель, имеется дворник. Фамилия ему Чуб. И тот Чуб видел Сергея Манолыча в три часа утра. В ночь, когда резали Степку Херсонского. Ваш помощник попросил сторожа отчинить фортку…

– Какую форточку? Во флигеле?

Губернский секретарь привычно хохотнул:

– По-вашему это значит открыть калитку!

– А… Ну и что?

– Дворник отчинил. В смысле, открыл. Азвестопуло сходил за табаком к соседу, который держит гамазей.

– Что держит?

– Магазин, или, вернее, мелочную лавку. Сосед, Ефим Морской, это подтвердил. Он, видите ли, всю округу снабжает по ночам – кого табаком, а кого водкой.

– Есть два свидетеля, что ночью Сережа был у себя дома. Так?

– Не ночью, а утром. Что еще важнее. В Александровском парке, рядом с погребом, где нашли тело, имеется карусель. И ее сторож дал показания, что примерно в три часа слышал от развалин крепости крики. Пойти туда не решился, побоялся. Это первое. А второе: прозектор, кто делал вскрытие, утверждает то же самое. Что Балуца погиб с двух до трех утра. Смекаете? Если Азвестопуло в это время покупал у соседа табак, значит, он никак не мог успеть явиться в Александровский парк и зарезать Степку! Все, алиби.

– Спасибо, Андрей Яковлевич. Когда мы отпустим узника из-под ареста? А то он там питается одной селедкой и брынзой.

– К вечеру я все честь по чести оформлю и подпишу постановление у полицмейстера, – ответил главный городской сыщик. – Зайдите за час до полуночи.

Лыков знал, что сыскное отделение никогда не спит. Основной состав расходился по домам около одиннадцати ночи. В помещении оставались дежурный надзиратель, один-два агента и частенько сам заведующий. У него всегда имелось много бумажной рутинной работы, и Черкасов нередко отправлялся домой только под утро…

Фланирующей походкой питерец шагал в сторону памятника Ришелье. Во что обойдется резидент? В сто рублей или Сереже придется маршировать вокруг дюка и петь песню уголовных?

В десять минут девятого Лыков оказался возле дверей ресторана Андронико, и как раз вовремя. У подъезда стояла знакомая полицейская пролетка, возле нее застыл, будто памятник дюку, городовой Бойсябога. Питерец не успел с ним поздороваться, как из ресторана вывели… Челебидаки. Тот был в ярости, вырывался из рук штабс-капитана Продана и кричал:

– Я вас… я вас под суд отдам! По какому праву?!

– Объясним, герр германский резидент, все объясним. Проходите, не делайте скандала, это вам не поможет.

Следом вывели даму лет тридцати пяти, шикарно одетую и весьма миловидную. Она тоже верещала:

– Что это такое? Я лишь вчера приехала в Одессу, объясните, куда меня тащат!

Завидев Лыкова, барыня кинулась к нему:

– Господин, не знаю, как вас звать! Помогите! Тут беззаконие!

Секретный агент Петербургского охранного отделения явно развлекалась…

Подскочил помощник пристава Бульварного участка Снежко-Блоцкий, аккуратно оттер питерца плечом:

– Ступайте мимо, здесь идет законное задержание.

Алексей Николаевич пожал плечами, как бы говоря симпатичной агентессе: играем до конца. И пошел вдоль Екатерининской с видом зеваки.

Уже в полночь командированный явился во флигель и огорошил своего помощника:

– Челебидаки!

– Он? Резидент?

– Да. Вот не ожидал…

Грек молча протянул руку. Лыков рылся, рылся в портмоне, потом сказал:

– У меня нет при себе такой суммы.

– Ничего не знаю. Пошли к Фиме Морскому, он еще и деньги дает под двадцать процентов в сутки.

– Потерпишь до утра, вымогатель.

– А пожрать принесли?

– Я принес кое-что получше. – Шеф помахал перед носом Азвестопуло бумажкой. – Твое алиби доказано, полицмейстер отменил домашний арест. Айда гулять по Одессе. Напоследок. Что ты мне еще не открыл? А то скоро уедем.

Сыщики пошли на бульвары, долго там стояли и смотрели на залитый огнями порт. Азвестопуло объяснял шефу, чем отличается кочерма от фелюги. Он показал лодки контрабандистов, которые сновали между вымпелами всех стран мира и потихоньку таскали на берег товары в обход таможни. Сносчиками выступали персы с волосами и ногтями, выкрашенными хной в морковный цвет. Затем командированные по улицам, черным от жужелицы [84], спустились вниз и стали обходить заведения. Сергей опять объяснял, чем греческие кофейни отличаются от турецких и что надо съесть в итальянской таверне. Вокруг кипела ночная гаванная жизнь. Моряки вперемешку с портовыми ворами, рвачи [85]рука об руку со шмуглерами… Большая часть этого люда предпочитала не подниматься наверх, в чистую Одессу. Низший мир предоставлял им что угодно, от женщин до опиума и аптечного ректи [86].