Антон Чиж - Бой бабочек

– Чтобы указать то, чего не вижу.

Лебедев многозначительно поднял палец.

– За что ценю вас, друг мой, так за отсутствие зазнайства. Без старика Лебедева – никуда?

– Никуда, Аполлон Григорьевич.

– Ну так вот… Скажу вам, какого полка кавалерист.

Ванзаров не скрывал легкого недоверия.

– Какого?

– Драгунского Нижегородского. И это – наверняка.

Победа была столь оглушающая, что Ванзарову просто нечем было парировать.

– Неужели научились по почерку полки различать? – только спросил он.

– Не верите? Ну как, лопнула психологика?

Такое нельзя было сносить даже от великого друга. Ванзаров достал листок и стал разглядывать на свет.

– Тут, кажется, от полкового штампа след остался…

Загадка оказалась разгадана так просто, но Лебедев был счастлив: его друг оказался на высоте.

– Вы правы, Ванзаров. Лист свежий, только из типографии. Наш офицер, написав угрозу в стиле опереток, сложил листок пополам. Вовремя сообразил, что подбрасывать письмо со штампом полка – довольно вызывающе. И ровно отрезал штамп. Не заметив, что краска отпечаталась внизу листа. Кто этот отчаянный и глупый герой?

– Понятия не имею, – честно ответил Ванзаров. – Это уже не имеет никакого значения.

Он еще раз повторил просьбу: вскрыть барышню до его отъезда. А напоследок напомнил Лебедеву, в котором часу отходит поезд на Одессу. «Чтоб друг помахал другу платочком на добрую дорогу и обронил слезинку», – как язвительно заметил Аполлон Григорьевич.

Пожелав Левицкому и штабс-капитану Турчановичу больших успехов в деле розыска преступника, а также во всех прочих делах участка, Ванзаров попрощался окончательно. Чем вверг пристава в тяжкие раздумья: как искать убийцу, он не имел ни малейшего представления. Да и желания. Остался единственный выход: искать так долго, чтобы дело закрыли по причине отсутствия обвиняемого. Так Левицкий и решил поступить.

Путешественнику со средствами Петербург всегда рад. Извозчик то и дело указывал приятному господину, который согласился на тройную цену, на дворцы и прочие памятники. И нарочно повез от Никольского рынка кружной дорогой. Пан Диамант только улыбался и внимательно запоминал окрестности. Взгляд его цеплял совсем не архитектурные красоты, а такие скучные вещи, как оконные рамы и двери. Судя по простоте и хлипкости запоров, в столице живут беззаботные люди. Можно было неплохо повеселиться, если бы не пан Обух.

На воровского старшину Диамант не обиделся. Он счел отказ личным оскорблением, которое прощать нельзя. И хоть слышал, что происходит с теми, кто ослушается Обуха, но дело шло на принцип. Дело шло о гордости, о шляхетском гоноре, о чести поляка, в конце концов. Мало того, что царица Екатерина родину закабалила, так теперь воровской старшина дозволения не дает! Тут жизни не жалко, чтобы доказать: варшавскому вору, польскому вору никто не посмеет приказывать.

Диамант – птица вольная, как белый орел гербовый. Летит куда хочет. И клюет там, где пожелает. А если за это жизнью заплатит, головы лишится или найдет конец в холодных водах Невы… Что ж, такая уж участь поляка: погибать на чужбине, но не сдаваться! Костюшко погиб в бою, и ему жизни не жалко. Лишь бы потом варшавские воры песни слагали: как пан Диамант в одиночку в столице проклятой империи подвиг беспримерный совершил! Он этих песен, конечно, не услышит. Не дадут ему с добычей добраться до милой Варшавы, где можно залечь на дно так, что не сыщут. Ловить его будут и полиция, и воры. Но ведь один шанс на удачу есть! А один шанс для поляка – это шанс. У русских – авось, у него – удача. Вдруг вывезет?..

Мысли эти приятно бодрили кровь. Извозчик что-то рассказывал про Невский проспект, его магазины и витрины, но пану Диаманту дела до них не было. Он молча улыбался. Пролетка свернула на Михайловскую улицу, к гостинице «Европейская». Где еще жить богатому гостю? Диамант соскочил легко и пружинисто и осмотрелся, пока извозчик возился с чемоданом. Его привлекали не дома, в Варшаве они куда красивее, его внимание привлек парнишка в фуражке, что старательно бежал за пролеткой, а теперь прикрывался углом дома. Парнишку Диамант приметил, еще садясь в пролетку. Не доверяет пан Обух знаменитому вору варшавскому, не поверил, что тот подчинится слову его. Умный, недаром старшиной выбран.

Диамант неторопливо отправился за извозчиком, который не поленился отнести чемодан за щедрую плату. Швейцар уже кланялся и открывал дверь. Диамант расплатился с извозчиком, дав еще чаевые, чтобы все видели, какой щедрый гость пожаловал, и предъявил паспорт портье. Бумагу делали лучшие варшавские мастера на станках, привезенных из Берлина. Качество изумительное. Портье особо не разглядывал гербовую печать и каллиграфический почерк. В книгу прибывших записал господина Витаутаса Смилгу из Вильно, выдал ключ и пожелал приятного пребывания. Диамант сунул под страницу книги синюю купюру, чем завоевал сердце и дружбу портье. Коридорному, который расторопно подбежал к гостю, дал рубль и ключ, чтобы отнес чемодан. Коридорный побежал прытью.