Игорь Лебедев - Змеиная голова

– Да ведь я видела его! – воскликнула Баратова. – Это же Соломухин! Неужели вор?

– И вдобавок убийца, – кивнул сыщик и помрачнел. – Его прозвище – Хряк. Свое первое серьезное преступление он совершил двенадцать лет назад, убив двоих почтовых служащих во время ограбления почтового вагона. Его подельник тогда попал на каторгу, а сам он сумел ускользнуть. И поступить в услужение к отъявленному негодяю, которого зовут Карл.

– Тот самый rasende Zwerg? – догадалась княгиня.

Ардов кивнул. Перед его взором опять невольно встала картина места преступления пятилетней давности, когда он обнаружил трупы в своем доме. Илья Алексеевич отмахнул мигом налетевшее комарье, за которым проступила ухмылочка Мервуса – он смотрел перед собой прозрачными водянистыми глазами и как будто намеревался что-то сказать.

– Это не месть! – опередил его Ардов. – Это заслуженное вами возмездие.

– Придется отложить, – показал зубы Мервус. – Ведь вы меня, кажется, упустили?

– Главное, что теперь я знаю вас. И найду, будьте покойны.

– Илья, какого еще возмездия ты жаждешь для меня? – раздался голос Шуры. – Я и так понес наказание! Между прочим, призом за лучшую гондолу был серебряный кубок Почетного командора, который я планировал получить из рук великого князя Александра Михайловича! И теперь по милости Политова награда уплыла к Крекину.

– Прошу прощения, – смутился Ардов, поняв, что разговаривал вслух с воображаемой личностью. – Кажется, я устал.

Илья Алексеевич действительно ощутил смертельную усталость, которая, по-видимому, копилась все последние дни и которой он не разрешал овладеть собой до конца расследования. Теперь дело можно было считать раскрытым.

Остаток вечера посвятили вопросам обустройства семейного особняка, в который Илья Алексеевич решил перебраться после разрушения меблированных комнат. Все эти годы отчий дом стоял заброшенным, обстановка там оставалась ровно такой, каковой была на момент кровавого убийства. Обслугу Анастасия Аркадьевна частью забрала себе, частью рассчитала.

Известие о переезде было воспринято с чрезвычайным воодушевлением. Тут же принялись обсуждать ближайшие заботы: помимо ремонта и чистки предстояло обновить гардероб, найти приличного повара с подручным, горничных для уборки комнат, лакея-камердинера.

– Повар – это слишком, достаточно будет кухарки, – отмахнулся Ардов.

– Не скажите, – возразила Анастасия Аркадьевна. – С вашими… – она запнулась, подбирая правильные слова, – особенностями восприятия меню следует составлять особенно деликатно.

– Пожалуй, вы правы, – смешавшись, согласился Илья Алексеевич.

– А камердинером на первое время я дам вам Харитона.

Княгиня кивнула на старика-лакея с бакенбардами в расшитой золотым позументом ливрее. Он стоял в углу и с торжественным видом вращал ручку музыкального аппарата, распространявшего по гостиной приятную музыку. Илья Алексеевич оглядел старика с некоторым сомнением.

– Эта должность важнейшая в доме, – наставительно произнесла княгиня. – Держать в порядке гардероб, убирать кабинет, руководить прислугой.

– Помогать хозяину при раздевании, – добавил Шура.

Он уже неоднократно указывал другу на совершеннейший раскардаш в костюме – Ардов не носил фрака, не имел белого шарфа с бахромой, трости с набалдашником, имел одну-единственную жемчужную булавку в галстуке, которая уже всем смертельно надоела.

– Если изволите завтракать у себя в кабинете – он подаст, – докончила княгиня.

Ужин затянулся допоздна. Илья Алексеевич с благодарностью принял приглашение занять гостевую комнату, потому что с трудом нашел в себе силы встать из-за стола.

– Вот что, Ардов, – подвел итог обер-полицмейстер, выслушав на следующее утро в своем кабинете все подробности. – Необходимо оставить эту историю в тайне. Тем более что главного злоумышленника мы так и не изловили. А без него поди объясни, кто там чего замышлял, – уж больно мудрено у вас наверчено.

Илья Алексеевич не исключал подобного поворота, поэтому почтительно замолчал, не выказывая никакого удивления.

– Смерть артиста пусть останется самоубийством, гибель Остроцкого – несчастным случаем, – принялся размышлять вслух сановник. – А об этом вашем каторжанине никто и не вспомнит.

– Разве мы не потакаем злу, скрывая правду? – все же позволил себе усомниться Ардов.

Оскар Рейнгольдович внимательно посмотрел на молодого человека, желая понять, чего в его словах больше – наивного прекраснодушия или скрытого сарказма.