— А пошли, княже, меня, — вызвался пан Кислинский охотливо. — Или сына моего, Михаила… Благо, ему и путь уже известен: совсем недавно сеунщиком к государю был.
— Хорошо, пусть Михайло везет грамотку, — согласился князь. — Только в пути пусть поопасливее будет: тати еще не перевелись. На позапрошлой седмице на Московской дороге у града Курска на игумена монастыря нашего, отца Феодосия, напали. Поживиться хотели. Думали, что серебро да злато везет. А он только книги священные вез, Псалтырь да Патерик. Книг не взяли, а отца Феодосия за браду потаскали, нехристи, не смутились его сана… Слава Богу, что живым отпустили.
— Поопасется, — заверил Кислинский. — Голова на плечах, чай, не чужая…
И в тот же день в сопровождении трех верховых служивых Михайло отправился с челобитной грамоткой в Москву.
4
— Что посоветуешь? — ознакомив митрополита Варлаама с челобитной князя Василия Шемячича, спросил Василий Иоаннович, — Давать или не давать северским князьям опасной грамоты?
В помещении великокняжеского дворца, где находились государь и митрополит, мягкий полумрак скрывал очертания, способствуя тихой неспешной беседе. Этому же способствовала и трапеза — угощение заморским вином, только что доставленным послами из Константинополя, переименованного турками в Истамбул, и экзотическими диковинными фруктами. В святом углу теплилось несколько лампадок на золотых и серебряных цепочках, освещая темные лики святых на иконах в киоте мягким, колеблющимся светом.
— А дать обоим опасную грамоту, чтобы без страха ехали сюда. Да и послушать, как будут обличать друг друга. Чем больше выкажут укоров, чем больше опорочат друг дружку, тем больше будут зависеть от твоей милости, — пробуя сладкое вино мелкими глотками, ответил митрополит. — Тебе, великий государь, укреплять государство единое. И тут удельные князья, какого бы они роду ни были — тебе только помеха. Вот и пусть они ослабляют друг друга — твоя власть лишь крепче будет…
— И кого поддержать в этом споре? — метнул острый, как лезвие клинка, взгляд великий князь на собеседника.
— Да праведного, — не задумываясь, ответил митрополит.
— И кто же это ныне такой? — усмехнулся Василий Иоаннович, наблюдая, как первосвященник Руси выберется из столь щекотливого положения. Но тот не оробел:
— Думаю, ныне более праведный это князь Шемячич.
И пригубил осторожно чару.
— Почто так? — уже с интересом обмолвился государь.
— А потому, что он, в отличие от князя Черниговского, не раз бил крымчаков, ногайцев и литовцев. Тем самым, по моему скудному разумению, приносил пользу государству и великому князю. Так пусть еще послужит…
В ловах митрополита была сущая правда. Никто из северских князей столько сил на борьбу с крымчаками и литовскими ратными людьми не положил, сколько положил Василий Шемячич. Это знал и понимал сам великий государь. Только понимать — это одно, а о государстве думать — это другое. К тому же не забывал он и о полувековой вражде меж собственным родом и родом Шемячича. Знал о буйном нраве предков северского князя, а вот что в голове нынешнего отпрыска — не ведал. Там же, по его разумению, могло твориться всякое. К тому же раз предавший, как гласила старая мудрость, мог предать и вдругорядь. Потому веры ему никакой. Но… пока в нем имеется нужда, приходится терпеть.
— А с князем Василием, сыном Семеновым, что делать? — побуравил взглядом лик собеседника.
— Обличить в оговоре да и послать в его удел своих воевод и бояр с воинской силой. Чтобы и за уделом присмотрели, и за князем, — посоветовал митрополит. — Сам же рек задиристо: «Уморю Шемячича или же сам заслужу гнев государев». Вот пусть и заслужит.
— Мудро, мудро… — улыбнулся довольно Василий Иоаннович. — Потом можно также своих людей направить и к Шемячичу.
— Зачем «потом», — по-кошачьи мягко возразил митрополит. — Сразу же и пошлите, например, в недавно данный же ему Путивль своего человека. Тут вроде и обиды никакой не будет, но град уже станет не Шемячичев, а твой, государев. Как говорится, своя рука владыка: то дал, то взял…
— Так и поступим, — поблагодарил взглядом за подсказку Василий Иоаннович собеседника и тоже пригубил серебряный кубок с заморским хмельным зельем.
Вскоре митрополит, поблагодарив хозяина за гостеприимство, засобирался домой. Василий Иоаннович не стал его удерживать. И, помолясь, постукивая посохом по дубовым доскам пола, митрополит Варлаам, отбыл в свои митрополичьи палаты. А великий князь вызвал своего дьяка Елизара Сукова и приказал написать ему грамоту о направлении боярина Семена Федоровича Курбского с воинской силой в Стародуб земли Северской. Второй грамотой направлялись в Рыльск и Новгород Северский княжеский дьяк Иван Телешов да подьячие Шига Поджогин и Григорий Федоров — дознание на месте провести.
Читать дальше