Валерия Вербинина - Дом на Солянке [litres]

– Не знаю, буду ли я свободен. Это зависит от… короче, от многого зависит. Но… ладно. Приду, если смогу. И вот еще что: ничего в газете не пиши о Малой Никитской, парикмахерской, о том, что мы вообще что-то узнали. Ясно?

– Конечно. Полная конфиденциальность.

Опалин усмехнулся, зажал книгу под мышкой и зашагал прочь. Что касается Басаргина, то он решил воспользоваться случаем и посмотреть, что продается в ближайших магазинах.

Он так никогда и не узнал, что Иван некоторым образом его обманул. Помощник агента угрозыска не поехал в Большой Гнездниковский, а отправился в ближайшее отделение милиции и, затребовав телефон, сделал несколько звонков. В конце он отчитался Филимонову обо всем, что ему удалось узнать.

– Понятно, – коротко ответил старый сыщик, выслушав рапорт своего подчиненного. – А теперь?

– От репортера я избавился, теперь поеду в морг.

– Общаться с Бергманом? Запаситесь терпением. Где вы сейчас?

– В 9-м отделении милиции.

– Ждите там. Я пришлю за вами машину. И маленькая просьба: постарайтесь не очень восстановить против себя Бергмана. Я понимаю, это будет трудно, но все же.

– А-а, – протянул Опалин. – Так он хороший доктор?

– Сами увидите.

– Когда попаду к нему на стол, что ли? Уж лучше не надо.

– Все так говорят, но это ни на что не влияет. – Иван словно воочию увидел, как его собеседник усмехнулся. – Шофер подождет вас и потом доставит сюда. Жду вас для личного доклада. Всего доброго.

Опалин услышал щелчок и понял, что на том конце провода положили трубку. Вот ведь сухарь, подумал он с неудовольствием. И в то же время он чувствовал нечто вроде восхищения перед умением начальника вникнуть во все детали, предостеречь, дать в нужный момент совет и все это – четко, взвешенно и без панибратства.

«Эх, если бы я мог, как он… Да куда мне! Так и возился бы с этими парикмахерскими, если бы жена Басаргина не помогла. Везуха, чистая везуха. Надо будет обязательно ее поблагодарить…»

Он поглядел на настенные часы, вытер пот, выступивший на лбу под фуражкой, и стал ждать, когда приедет автомобиль.

Он вошел в ад. Здесь царили инфернальные цвета – грязный желто-коричневый и сизо-серый, инфернальные запахи – лизола [11] Дезинфицирующее вещество. и формалина, которые, однако же, не до конца заглушали вкрадчивый дух разлагающейся плоти. Дверь, оставшаяся позади, со скрежетом затворилась, отсекая его от мира живых. Потом он услышал прерывистый жалобный плач. Мимо прошла женщина лет тридцати, которую увлекал прочь, крепко держа под локоть, немолодой мужчина с перекошенным лицом, а она все поворачивалась и пыталась сказать что-то, но спазм сдавил горло, и она лишь плакала тоненько и беспомощно, как маленький ребенок.

Опалину захотелось уйти, но он пересилил себя и двинулся дальше по кругам ада. Сознание, что где-то рядом находятся тела тех, что еще недавно были людьми, не так задевало его, как зрелище чужого горя. Его неподдельно мучила невозможность помочь, исправить, повернуть время вспять. Он знал эту свою особенность и никому о ней не говорил, но, может быть, именно она в какой-то мере и придавала ему сил, когда опускались руки.

За поворотом коридора он натолкнулся на Харона. Дабы не шокировать советскую действительность, перевозчик умерших удачно преобразился в довольно высокого, плечистого гражданина примерно 50 лет и скучной, как у театрального швейцара, внешности. Опалин вспомнил, что этого служителя зовут Саввой и раньше он работал в доме для душевнобольных, откуда перебрался в морг со словами, что среди мертвых как-то спокойнее.

– Мне бы доктора Бергмана… – сказал Иван после того, как показал документ и объяснил цель своего визита.

– Он на вскрытии. Подождать придется, – сказал Савва.

– Ладно, – смирился Опалин. – А кто это сейчас ушел?

– Тело опознавали. Сын ее, мальчишка совсем. Под трамвай попал, вагон его еще по рельсам волок, прежде чем остановился. Сам понимаешь, как все это выглядит.

– Надо было одного отца вызвать для опознания, – не удержавшись, буркнул Иван.

– Так у него другая семья давно. Тот, кто с ней пришел, папаша ейный. – Савва подумал, как бы еще поддержать светский разговор, и прибег к универсальному средству: – Куришь?

Опалин не чувствовал потребности в папиросе, но все же кивнул. Хорошо ли курить в аду? Он бы предпочел выскочить на улицу, глотнуть свежего воздуха, добежать до автомобиля и больше никогда сюда не возвращаться. И в то же время его не отпускала мысль: если он совершит ошибку из разряда тех, которые стоят жизни, то не исключено, что попадет сюда и именно Савва будет везти его труп по коридорам на скрипучей каталке, а потом специальным фиолетовым карандашом писать номер на закоченевшей ступне.