Роберт Маккаммон - Ночная поездка

— Отправлюсь в семь, — качнул головой Мэтью. — Если, конечно, мне удастся хоть немного поспать перед поездкой…

— О! Да, разумеется. Вы должны выспаться. — Фон Айссен снова огляделся. — Очаровательное жилище, — заметил он. — Я тоже питаю особую любовь к небольшим помещениям. — Его взгляд вновь обратился к Мэтью. — И помните: никто, кроме моего брата, не должен завладеть конвертом. Никто не должен знать, что вы доставляете ему сообщение. Отдать конверт надлежит ему лично в руке. Ночью. Вы понимаете? Ночью.

— Вы повторяли это достаточно часто, сэр, — заметил Мэтью. — А я понял с первого раза. Спасибо, что решили обратиться к нашему агентству. А теперь — доброй вам ночи.

Конверт, карта и монеты лежали на столе. Фон Айссен бросил на них последний взгляд, затем стукнул каблуками, слегка поклонился, водрузил треуголку поверх парика и вышел.

Мэтью задул свечи.

Утром он соберет небольшую дорожную сумку и отправится на поиски двух пистолетов, которые собирался взять в аренду. Мистер Вайнкуп мог бы помочь… Или, в крайнем случае, можно обратиться к Гарднеру Лиллехорну и заплатить ему за пару пистолетов из городского арсенала. Однако в этом случае придется объяснять, зачем ему понадобилось оружие. Нет-нет, стоит оставить этот вариант про запас. Хадсону о своем предстоящем путешествии Мэтью также не собирался сообщать. Деньги, которые вскоре окажутся в сундуке в доме номер семь по Стоун-Стрит, будут говорить сами за себя.

Мэтью уже собирался затушить фонарь, как вдруг понял, что напоминал ему запах, исходивший от фон Айссена. Точно так же пахло на чердаке ужасов Эштона Мак-Кеггерса, где было полно высушенных костей, от которых исходил замогильный запах. Аромат смерти — точнее, самой ее сути.

На мгновение Мэтью задумался. Затем решил оставить фонарь зажженным, лег спать, проиграл в голове две шахматные партии и, наконец, сумел погрузиться в сон.

С наступлением темноты стало заметно холоднее, и Мэтью не единожды успел порадоваться, что перестраховался и облачился в утепленное тяжелое серое пальто, фланелевый шарф и серую шерстяную шапку. Он гнал свою лошадь по кличке Сьюви галопом, но к вечеру поддерживать такой темп ей стало трудно, и Мэтью справедливо решил, что не следует загонять ее. До таверны Бэкетта оставалось всего ничего, а там и его, и Сьюви ожидали желанный отдых, тепло и еда.

Бостонский почтовый тракт был безлюден, хотя и проходил не слишком далеко от города. Он тянулся через несколько небольших поселений, в одном из которых Мэтью остановился, чтобы напоить Сьюви и промочить собственное горло из кожаного бурдюка, после чего незамедлительно отправился в путь. По дороге ему встретилась всего одна повозка с пиломатериалами, некоторое время спустя мимо пролетел по направлению к Нью-Йорку экипаж, а за ним в город направилась пара наездников. Дальше тракт принадлежал лишь ему одному.

С обеих сторон возвышался лес, выглядевший так, будто Бог решил собрать в нем самые уродливые и кривые деревья из книги Бытия. Непроницаемые заросли терновника и хищных виноградных лоз создавали с обеих сторон дороги непроходимую стену, и в течение всего дня пейзаж не разнообразился ничем. Ночью вокруг стало темно, словно целый мир превратился в огромную пещеру. Звезды затянуло тучами, и лишь луна, изредка выглядывавшая из-за ночных облаков, проливала редкий свет в этот эбеново-черный неф природного собора. Мэтью мог довольствоваться лишь перекличками сов по пути. Ни индейцы, ни бандиты, ни опасные дикие звери ему не встретились, и он был благодарен собственной удаче хотя бы за это.

Вдруг до Мэтью донесся запах дыма. Сьюви повернула на изгибе дороги и — о, да! — справа показался небольшой домишко, окна которого горели теплым светом, а из двух каменных труб поднимался сизый дымок. За домом располагался небольшой амбар и загон, а позади него простиралась непроглядная чернота леса.

Мэтью не стал тратить время на то, чтобы привязать Сьюви к коновязи недалеко от входной двери. Он взял свою дорожную холщовую сумку, в которой покоились два пистолета и необходимые боеприпасы, и постучал в дверь, как если бы это была общественная таверна. Ему показалось разумным проявить терпение — вряд ли стоило врываться и пугать постояльцев.

На стук вскоре вышел седобородый и седовласый джентльмен, одетый в коричневые брюки и кремовую сорочку. В руках он держал дымящуюся глиняную трубку.

— Мистер Бэкетт? — спросил Мэтью, предположив, что мужчине, должно быть, уже за пятьдесят.