Валентин Лавров - Эшафот и деньги, или Ошибка Азефа

Впрочем, негодяйский поступок дорого обойдется Лопухину.

Ну а пока что судьба Азефа была решена: террористы приговорили его к смерти. Они опубликовали этот приговор. Вся мировая пресса с упоением печатала статьи об «ужасах и преступлениях русской полиции». Имя Азефа, столько сделавшего для своей родины, на десятилетия вперед было оплевано и оболгано. И сделали это те, кто были настоящими врагами великой России. Ложь — давнее оружие негодяев.

Герасимов передал Азефу несколько паспортов, и тому удалось благополучно скрыться от боевиков, жаждавших его прикончить. Случилось это в ноябре 1908 года. В Россию Азеф больше никогда не возвращался. После многомесячных странствий он прочно осел в Берлине под именем купца Александра Ноймайра.

Столыпин доложил государю историю, которая взбудоражила всю Европу. Премьер-министр напомнил о той помощи, какую оказал Азеф политической полиции, о десятках предотвращенных им покушений, в том числе и на жизнь самого государя.

Николай Александрович возмутился:

— Азеф — настоящий патриот, а вот Лопухин — негодяй. Когда вернется в Россию, отдать его под суд.

В феврале 1909 года за разглашение служебной тайны и за пособничество партии террористов суд приговорил бывшего директора Департамента полиции к четырем годам каторги. По указанию государя каторга была заменена ссылкой в Сибирь.

…Великая империя шаталась, чтобы спустя несколько лет рухнуть в обломках и человеческих стенаниях. Те, кто рушил империю, погибнут первыми.

Рождество 1917 года, Берлин. Мировая война еще длилась, но витрины магазинов украшены ветками хвои, шелковыми лентами, детскими игрушками.

По широкой Лейпцигерштрассе неспешно шел прилично одетый, высокого роста человек. Было ощущение, что никаких дел у него нет, что нигде его не ждут и торопиться ему некуда. Это был Евно Фишелевич Азеф.

Навстречу Азефу попался неприметный господин среднего роста и с бритым лицом, в очках и с тростью в руке, в некогда дорогой, теперь изрядно помятой велюровой шляпе и длиннополом пальто в елочку. Он по-немецки обратился к Азефу:

— Простите, господин! Как мне пройти к телеграфу?

— Это в начале Обервальдштрассе, — отвечал Азеф и в свою очередь спросил: — Сударь, вы, если судить по акценту, из России?

— Да, — отвечал человек. — После вынужденного отречения государя жить в России стало трудно, а после захвата власти большевиками сделалось и вовсе невозможно. Грабежи, убийства, насилие — это будни бывшего могучего государства. А вы, вижу, тоже русский?

Азеф улыбнулся:

— Еврей из России. Уже много лет живу в Германии.

— И как вам тут?

— Ни вам, сударь, ни вашим детям такой жизни не пожелаю. Еще не прошло недели, как я освободился из Моабита, да и то потому, что у меня сохранялся на пальце громадный бриллиант, подарок любимой женщины. Я отдал перстень за свое скорейшее освобождение.

— Позволите спросить, за какую вину вам был прописан Моабит?

— Единственной виной было то, что я — подданный Российской империи, с которой Германия находилась в состоянии войны. Поверьте, два с половиной года лишения свободы — это жуткое мучение, о котором не может судить человек, не сидевший в тюрьме.

— Но ведь в Германии много русских и далеко не всех спрятали за решетку.

— У меня имя слишком громкое, чтобы оставлять на свободе. Меня зовут… Евно Азеф.

Человек от удивления вскрикнул:

— Не может быть! О вас уже столько лет трубят газеты всего мира, вы более знамениты, чем кайзер Вильгельм. Я много лет вспоминал вас… Ведь я познакомился с вами, когда вы были ребенком.

Азеф вытаращил глаза:

— Каким образом?

— Я математик Виктор Ломакин и в свое время посетил Петровское реальное училище в Ростове-на-Дону. Вы поразили меня математическими способностями, решив ту задачу, которую до вас осилил лишь великий Гаусс.

Азеф улыбнулся:

— Как же мне забыть вас! Вы разбудили во мне любовь к математике. Я всю жизнь не расстаюсь с книгами… Вот… — полез в боковой карман плаща, вытащил потрепанную книгу, — это знаменитый Пафнутий Чебышёв, его математический труд «О квадратах».

— Да что мы стоим среди улицы? Пошли в какое-нибудь кафе, — предложил Ломакин.

— Если уж куда идти, так в хороший ресторан. Скажем, в «Эрмитаж». — И, заметив смущение спутника, добавил: — Мы, русские, когда попадаем за границу, даже если у нас мало денег, то все равно гуляем в лучших ресторанах и даем самые большие чаевые. А у меня к тому же деньги есть. — Улыбнулся. — Потратить не успею. Отправил бы детям, да они стыдятся своего отца и свой адрес мне не сообщили. — Поманил проезжавшее авто, приказал шоферу: — Любезный, отвези на Францезишесштрассе!