— Вот и правильно делают, что боятся, — улыбнулся Дзержинский одними губами. — Надо будет арестовать на днях еще несколько офицеров из штаба Балтийского флота. А то какой же получится заговор из одного человека?
— Заговор? — переспросил Крыленко.
— Пусть это будет, к примеру, секретная организация монархистов. Или группа шпионов германского Генерального штаба… давайте подумаем? — Феликс Эдмундович кашлянул пару раз и сделал пометку в раскрытом блокноте. — Необходимо, чтобы солдатские массы ни в коем случае не доверяли царским военным специалистам и относились к ним с высшей степенью подозрения. И чтобы ни у тех, ни у других никогда не возникло соблазна объединиться против интересов революции! — Дзержинский отложил ручку с дорогим стальным пером: — С юридическими формальностями и с буржуазной игрой в правосудие затягивать не следует. Я поручу это дело надежным товарищам из Петроградской Чека, они справятся.
— И безо всяких там правозаступников!
Крыленко было прекрасно известно, что Феликс Эдмундович главной функцией Всероссийской Чрезвычайной комиссии считал именно осуществление репрессий против врагов революции. Он категорически возражал против любого ограничения карательных полномочий своего ведомства. А многочисленные замечания и жалобы по поводу злоупотреблений со стороны чекистов неизменно оправдывал тем, что «там, где пролетариат применил массовый террор, там мы не встречаем предательства», и что «право расстрела для ЧК чрезвычайно важно, даже если меч ее при этом попадает случайно на головы невиновных».
Совсем недавно, седьмого июля, Дзержинского отправили в отставку с поста председателя ВЧК как свидетеля и возможного подозреваемого по делу об убийстве его подчиненными германского посла фон Мирбаха. Однако двадцать второго августа он вновь был назначен на эту должность и сразу вернулся в свой прежний кабинет.
— Да кому они вообще нужны… адвокаты? — пожимал плечами Дзержинский.
Еще в мартовской Декларации свергнутого большевиками Временного правительства провозглашалась полная и немедленная амнистия по всем политическим и религиозным делам; свобода слова, печати, союзов, собраний и стачек; отмена всех сословных, вероисповедных и национальных ограничений. Подкомитет по законопроектам Временного правительства начал готовить новый закон об адвокатуре России; было разрешено заниматься юридической практикой женщинам.
Но уже в ноябре ситуация начала принимать совершенно иной оборот.
При кровавом режиме царизма почти все руководители молодого Советского государства были неоднократно судимы за политические или уголовные преступления. Поэтому, с одной стороны, те из них, кто получил когда-то суровые обвинительные приговоры и побывал на каторге или в ссылке, к институту присяжных поверенных относились без особого уважения, не видя в нем никакой целесообразности и пользы. Тем более что теоретические основы марксизма не рассматривали и не упоминали адвокатуру как механизм гражданского общества, предполагая в самой ближайшей исторической перспективе отмирание государства и «управление народом посредством самого народа». Да и кроме того, услуги хорошего адвоката в суде всегда стоили больших денег, что не соответствовало принципам поголовного равенства и социальной справедливости.
С другой же стороны, очень многие большевики благодаря юридическим знаниям и ораторскому мастерству своих защитников оказывались или вообще оправданы, или приговорены к гораздо менее строгому наказанию, чем то, на котором настаивало обвинение. Поэтому в глазах таких людей — одним из которых был, кстати, и сам Крыленко, — принцип состязательности сторон в процессе убедительно доказал свою опасную несовместимость с административным, политическим и прочим контролем над правосудием со стороны государства.
Именно эти недавние обвиняемые, кстати, и проявили себя самыми непримиримыми противниками возрождения профессиональной адвокатуры. В эпоху коренных революционных преобразований они просто не могли себе позволить подобной роскоши. Перехватившие власть в России большевики одним махом закрыли юридические факультеты университетов, упразднили судебные учреждения и органы следствия, остановили течение всех процессуальных сроков, отменили прокурорский надзор…
«Безусловной обязанностью пролетарской революции было не реформировать судебные учреждения, а совершенно уничтожить, смести до основания весь старый суд и его аппарат, — несколько позже припоминал Председатель Совнаркома Владимир Ульянов (Ленин). — Эту необходимую задачу Октябрьская революция выполнила, и выполнила успешно».
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу