Далее защитник красиво и убедительно расписал картину нравственных мучений, которые испытал присяжный поверенный Жданов, когда ему предъявлено было обвинение в пособничестве разбою:
— Как вы помните, жена подсудимого, сама истерзанная бедою, разразившеюся над ее мужем, передала суду душевное состояние Жданова в первое время ареста. Он запрещает ей бывать где бы то ни было, велит взять детей из гимназии. «Пусть обвинят в чем угодно, только не в этом», — говорит он ей на одном из свиданий. Быть привлеченным по обвинению в любом политическом, а не в уголовном преступлении кажется ему недосягаемой мечтой. Лишь бы сбросить скорее арестантский халат и стать в привилегированное положение арестованного за политическое преступление!
— Однако дожили, — не удержавшись, прошептал старик, сидящий в зале.
— То ли еще будет, погодите… — вздохнул его сосед.
Тем временем адвокат перевел взгляд на своего подзащитного:
— Присяжного поверенного Жданова привлекают к суду по сто двадцать шестой статье Уголовного уложения, то есть по обвинению в недонесении о содеянном уже преступлении. Однако ни по этой, ни по другой позорной статье он обвинен быть не может. Что свело на скамье подсудимых моего коллегу Жданова и других обвиняемых? Где встретился он с ними или теми другими, главными участниками дела, оставшимися не разысканными и, быть может, единственно виновными? Их свела наша адвокатская профессия. Они встретились в адвокатском кабинете Жданова. Если бы Жданов не был адвокатом, он не сидел бы теперь на этой скамье, замирая от ужаса перед позором того обвинения, которое пыталось связать с его именем раньше введенная в заблуждение следственная власть, а теперь и обвинитель — здесь, на суде.
Какая-то дама, сидевшая в первом ряду, на скамейках для публики, громко всхлипнула. Товарищ прокурора поежился, но промолчал, не прерывая поток адвокатского красноречия:
— Жданов — жертва нашего тяжкого профессионального долга. Нет лучшего барометра экономической и политической жизни страны, ее экономического и политического состояния, нежели кабинет адвоката. Если нормально экономическое положение страны, если спокойно и правильно идет ее развитие и работают ее политические учреждения, — немного дела суду, мало поводов вмешиваться в жизнь населения органам правосудия, призванного принудительно регулировать частные и общественные отношения граждан. Но если вышла из устойчивого равновесия хозяйственная жизнь государства, если идет в нем ломка политических форм, — оживляется деятельность органов правосудия и наполняется ищущими защиты своих интересов приемная адвоката. Длинною вереницею проходят они перед нами — люди самого разнообразного общественного положения, различных нравственных качеств, личных достоинств и недостатков. Здесь и бедный, и богатый, и вкусивший верхушки знаний, и темный неуч, и скорбный главою, и богатый талантами, и действительно преступивший закон, и ни в чем неповинная жертва ошибки власти. Все они несут к нам свое горе и радость, свои предположения и надежды, свои нужды, свои просьбы отстоять их интересы, помочь им и близким. «Как на духу», как на исповеди священнику, они открывают нам самые сокровенные закоулки своей души. А мы призваны законом понимать их нужды и желания и при посредстве закона, нами изучаемого, добиться ограждения их интересов от домогательств, не всегда справедливых и законных, представителей власти, в свою очередь охраняющей интересы целого, интересы государства. И мы обязаны перед законом нашей клятвой [9] До 1917 г. каждый юрист, вступая в корпорацию присяжных поверенных, давал соответствующую присягу, или «Клятвенное обещание».
никогда никому не выдавать тайн людей, к нам как к адвокатам приходящих…
Выступление Муравьева слушали очень внимательно все присутствующие — включая даже и самого подзащитного, который, конечно же, в общих чертах был уже знаком с его текстом.
— Без этого обязательства не может существовать защита, без него величайшая привилегия адвоката превратилась бы в источник новых недоразумений, страданий, мук и проклятий. Без правильно организованной и полноправной защиты интересов личности невозможно правовое существование страны. В этом смысл общественного существования адвокатуры, в этом долг, возложенный на нее законом. Но адвокат обязан прийти на помощь, среди других, и представителям той «безымянной Руси», того уголовного мира, о котором так много здесь говорилось. Обязан прийти, не спрашивая их имен, не справляясь о том, не имеют ли они сами какого-либо, хотя бы отдаленного, отношения к преступлению и преступнику. И когда иной раз в тиши вашего кабинета к вашим ногам приникнет страдающее человеческое существо — мать, невеста, брат, друг — в невыразимом страхе за своего близкого и дорогого, вы не будете делать между ними никакой разницы, не проведете никакой грани; вы обязаны помочь им безотносительно к тому, не имеют ли, быть может, они сами какого-либо касательства к тому, что сделано их близкими. Нестерпимою болью и мукой сжимается в такие минуты сердце адвоката — человека, и великое чувство сострадания к ближнему наполняет вашу грудь. И вы забываете тогда задавать всякого рода осторожные вопросы, обеспечивающие вам вашу личную безопасность. Да, легко стать в эти моменты жертвой людской недобросовестности, жертвой волка, пришедшего в овечьей шкуре. Но нет тут вины ни перед законом, ни перед Богом и совестью. — Николай Константинович Муравьев точным жестом трагического актера убрал со лба прядь волос и закончил. — Таким адвокатом, таким человеком был и присяжный поверенный Владимир Жданов. Таким он и будет тогда, когда, уповаем мы, веруя в ваше беспристрастие и в справедливость вашего судейского приговора, он оправданным и желанным вернется в нашу товарищескую среду!
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу