Борис Сударушкин - Секрет опричника; Преступление в слободе

– Эта легенда получила неожиданное подтверждение, – не сдавался Пташников. – На Соловецком острове, как вспоминали старожилы, возле Покровского собора когда-то лежало надгробие с полуистертой надписью, что тут похоронен Кудеяр Тишенков – сын Соломонии Сабуровой. Правда, я не знаю дальнейшей судьбы этого надгробия.

– Сомневаюсь, чтобы оно вообще существовало, – сказал Окладин. – А если и было, то никакого отношения к сыну Соломонии Сабуровой не имело. Дело в том, что Кудеяр Тишенков – реальное историческое лицо, уроженец города Белова, по происхождению – боярский сын, вместе со своими сторонниками перешел на службу к крымскому хану Девлет-Гирею, в 1571 году помог ему взять Москву, потом ушел в Крым. Через три года Иван Грозный упрекал Девлет-Гирея, что он воспользовался помощью «разбойника Кудеяра Тишенкова». Его имя упоминается в письмах попавшего в плен Василия Грязного, который обещал царю убить ненавистного ему Кудеяра, но своего обещания так и не сдержал. Есть сведения, что позднее Кудеяр Тишенков обратился к царю с просьбой разрешить ему вернуться на родину. Вряд ли мстительный Иван Грозный простил бы измену, но легенда такая существует, возможно, надгробие над могилой Кудеяра Тишенкова на Соловецком острове – отголосок этой легенды. В сознании народа, страдающего от жестокости Грозного, предатель и разбойник превратился в народного заступника. А чтобы портрет был еще привлекательней, его нарекли братом царя, законным наследником царского трона, который мстит за поруганную честь своей матери. Вот так, наполовину из реальных фактов, а наполовину из пустых домыслов, возник легендарный разбойник Кудеяр – сын Соломонии Сабуровой.

Я спросил историка, сохранились ли материалы Суздальского розыска, который провела приехавшая из Москвы следственная комиссия.

– Их затребовал из великокняжеского архива Иван Грозный, и после этого они исчезли. Возможно, знакомство с этими документами сыграло в судьбе Грозного роковую роль.

– Каким образом? – удивился я, заметив, что и Пташников посмотрел на историка недоуменно.

– Из этих документов он мог узнать, что вовсе не является потомком византийских императоров, как тужился доказать, а его отец – или захудалый русский боярин, или рядовой польский шляхтич из свиты авантюристки, которой удалось обмануть Василия Третьего. Сомнения по поводу собственного происхождения постоянно угнетали Грозного, надломили его психику. Как результат – убийство царевича и прочие бессмысленные жестокости, которым нет и не может быть логического объяснения.

Пташников хотел возразить Окладину, но, видимо, так и не нашел веских доводов.

– Вы говорили, Иван Грозный затребовал материалы Суздальского розыска из великокняжеского архива? – спустя время вскинул он глаза на историка.

– Да, после этого они пропали, – подтвердил тот.

– Интересно, очень интересно.

– Кстати, есть еще одно убедительное доказательство, что никакого сына у Соломонии Сабуровой не было, – продолжил Окладин. – Когда умер Василий Третий, Елена Глинская отправила бывшую великую княгиню из Суздаля в Каргополь, где ее содержали в еще более суровых, тюремных условиях. В Покровский монастырь Соломония вернулась только после смерти Елены Глинской. Казалось бы – вот тут и объявить о своем сыне Георгие, который имел больше прав на престол, чем малолетний Иван, но Соломония промолчала. Это лишний раз подтверждает, что вся история с захоронением ребенка – мистификация, рассчитанная на то, чтобы досадить бывшему мужу. Единственное, что не понятно в этой истории, – как на подлог пошло монастырское начальство?

– Значит, все было не так просто, как вы пытаетесь изобразить, – проворчал Пташников. – Даже в окружении последних русских царей Романовых бытовало мнение, что сын Соломонии скрывался от Грозного в Новгороде, потому царь и затеял такой жестокий погром города, чтобы наверняка погубить его…

Историк и краевед с новой силой заспорили о деле Соломонии Сабуровой, а я вспомнил о своем Суздальском розыске – как шел по следу чернобородого, как на улице возле меня притормозил легковой автомобиль. Одновременно со мной, как выяснилось, в Суздале находился Окладин. Не он ли был за рулем?

Весь вечер я незаметно приглядывался к Окладину, прислушивался к его суждениям, с которыми порою был согласен, порою нет, но так и не решил для себя, что общего могло быть у него с авантюристом Отто Бэром? Кто Окладин на самом деле – ученый-педант или человек, способный на самый неожиданный поступок? Не эта ли, скрытая даже от самых близких ему людей сторона характера, и столкнула его с чернобородым?