Борис Сударушкин - Секрет опричника; Преступление в слободе

– Судя по всему, это какая-то специальная аэрозоль, – рассудил Окладин. – Но где, спрашивается, он ее достал? В аптеке такую гадость не купишь.

Пташников посмотрел на дело иначе:

– Хорошо, что эта аэрозоль была у него, все могло кончиться гораздо хуже. Наверное, этот человек и перед убийством не остановился бы, на все бы пошел.

– Бусов, – в третий раз повторил Окладин и спросил краеведа: – Вам эта фамилия ничего не говорит?

– Не знаю я этого авантюриста и знать не хочу!

– Так горячо восхищались его историческими познаниями, а теперь и слышать о нем не хотите? – насмешливо улыбнулся Окладин. – А между тем тут все взаимосвязано.

– Каким это образом? – удивился краевед, суетливо поправив очки на носу.

– Свои знания истории наш чернобородый попутчик ловко использовал в преступных целях. Впрочем, пока еще не известно, в каких именно.

– Объясните толком, – буквально взмолился Пташников. – Может, вы знали чернобородого раньше?

– Нет, встречаться с ним мне не довелось. Но тем, кто изучал историю Смутного времени, хорошо известен тот, чьей фамилией он воспользовался, несколько изменив ее.

Пташников вскинул руку:

– Подождите, подождите… Я, кажется, догадываюсь, кого вы имеете в виду, – Конрада Буссова! Ну, каков наглец! – возмутился краевед, опять заходив по комнате.

Я попросил историка объяснить, кто такой этот Конрад Буссов, именем которого воспользовался чернобородый, чтобы хитростью устроиться в гостиницу.

Окладин начал отвечать обстоятельно и по-деловому строго, словно перед студенческой аудиторией:

– Типичный европейский наемник, который жил войной и наживался на ней. Есть предположение, что он был там агентом Бориса Годунова, в Нарве руководил заговором против шведов, после провала бежал в Москву, потом очутился в Риге, где в 1612 году написал так называемую «Московскую хронику». Не дождавшись ее издания, через пять лет умер в Любеке, где и был похоронен возле соборной церкви. Впрочем, может, не умер? Может, мы и впрямь встретили нового Агасфера? – улыбнулся историк, явно подтрунивая над Пташниковым.

– Вы шутите, а у меня тот разговор в электричке до сих пор из головы не выходит. – Краевед присел на стул. – Историю он знает на удивление хорошо, и не только по опубликованным работам, возможно, действительно располагает какими-то неизвестными источниками.

– Подумайте сами – откуда они у него могут взяться?

– Нет, тут все не так просто, – упрямо произнес краевед. – Уверен, Конрада Буссова он тоже не случайно вспомнил, этому тоже есть какое-то объяснение.

Окладин посмотрел на Пташникова с недоумением, потом – на свои наручные часы и сказал, пересилив раздражение:

– Так, на утреннюю электричку мы опоздали, на дневную тоже, пожалуй, не успеем. Остается вечерняя. Я вот о чем подумал – не сходить ли нам на место происшествия? Еще немного – и вы, уважаемый Иван Алексеевич, всерьез поверите, что ожил тот самый Конрад Буссов, уроженец города Ильтен Люнебургского княжества. А я еще раз утверждаю – это просто мелкий жулик. Возможно, в кремле прояснится, кто из нас двоих прав. И вообще – привык все доводить до конца. Вы не против? – спросил Окладин краеведа.

– Я хотел предложить вам то же самое, – сердито ответил Пташников и, сменив тон, обратился ко мне: – Как вы себя чувствуете? Сможете пойти с нами?

Ни слова не говоря, я встал с кровати и начал приводить себя в порядок. Голова еще побаливала, но желание разобраться в событиях минувшей ночи придавало мне силы.

Мы направились к монастырю той самой дорогой, по которой я следовал за чернобородым, перед моими глазами словно бы опять маячил темный силуэт, слышались в тишине гулкие шаги, а в душе возникало то же тревожное чувство напряжения и опасности.

– Как вы думаете, Бусов – будем его так называть – знал дорогу к кремлю? – поинтересовался Окладин.

Шел он очень уверенно. У меня создалось впечатление, что дорога ему знакома. Почему вы спрашиваете об этом?

К кремлю можно было пройти более коротким путем. Возможно, он заметил, что его преследуют, и умышленно пошел в обход, чтобы оторваться от слежки…

По виду историка я догадался, что, несмотря на решение побывать на «месте происшествия», на быструю разгадку ночной истории он все-таки не надеется.

Освещенный солнцем, кремль выглядел не таким мрачным, каким показался мне ночью: над недавно побеленными стенами курчавились кроны деревьев, над ними празднично посверкивали кресты на куполах.