Артур Таболов - Кэш

В КГБ Николай Николаевич дослужился до подполковника, после 91-го года его вывели за штат, он перешел в «семерку» МВД и сделал там неплохую карьеру. Лет десять назад что-то у него не срослось с новым начальством, в чине генерал-майора он вышел в отставку и стал, как он сам говорил, рантье. Рента была не процентами с капитала, никаких капиталов он не нажил, ренту давала ему обширнейшая и очень специфическая информированность. Как Панкратов служил посредником между бизнесменами и властями, так и Николай Николаевич был связующим звеном между МВД и теми, кому требовались особые услуги милиции. Прослушка любых телефонов, в том числе и сотовых, гарантированно защищенных от прослушки, негласная охрана ВИП-персон, стационарное и мобильное наружное наблюдение, контрнаблюдение — всё это Николай Николаевич мог организовать. Понятно, что очень не даром.

За многолетнее знакомство между ними сложились взаимно уважительные отношения, отчасти из-за сходства характеров, внутренней уравновешенности, а больше — из-за обязательности, присущей обоим. Ни Панкратов, ни Николай Николаевич никогда не обещали того, чего не могли сделать. И всегда делали то, на что подписались. В отличие от многих милицейских, которые брали деньги и потом находили десятки причин, почему они не могут ничего сделать. Поэтому деловые люди, раз попробовав, больше никогда к ним не обращались.

Каждое дело, за которое брался Николай Николаевич, требовало довольно сложной организации. Говоря современным языком — логистики. Панкратов не знал, как Николай Николаевич строит свои отношения со службой наружного наблюдения, а про прослушку однажды рассказал. Не специально, просто пришлось к слову. Чтобы она была или хотя бы выглядела законной, договаривались со следователем, он вписывал нужные номера в какое-нибудь из уголовных дел, которых в работе у каждого следователя были десятки. Суд, не вникая, санкционировал прослушку. Таким образом она становилась не просто законной, но могла фигурировать в обвинительном заключении в качестве доказательства. Но до этого не доходило, заказчикам достаточно было знать содержание разговоров.

Вечерняя публика в «Кофе Хаус» на Неглинке была не такая, как днём. Почти не было молодежи, всё больше модно одетые дамы, заглянувшие отдохнуть после шоппинга и поболтать с подругами, и интеллигентные пенсионеры, достаточно обеспеченные, чтобы позволить себе чашку эспрессо за сто пятьдесят рублей или ассорти из мороженого за двести пятьдесят. На такого пенсионера был похож сейчас и Николай Николаевич.

— Вам кофе? — поздоровавшись, спросил Панкратов.

— Лучше капучино, — ответил Николай Николаевич. — Кофе здесь не очень.

— Есть проблемы? — спросил он, когда Панкратов вернулся к столику от бара с двумя чашками капучино.

— Есть. Завтра мне понадобится наружка. Три машины. Контрнаблюдение. Это возможно?

— Сделаем. На сколько?

— На весь день. Возможно, еще на день или два.

— Встанет в копеечку.

— Знаю.

— Кто объект?

— Я.

— Вы? — удивился Николай Николаевич. — Неужели стали олигархом? Поздравляю.

— Не стал. И уже не стану. Раньше нужно было начинать, лет двадцать назад.

— А тогда кому понадобилось за вами следить?

— Это и нужно узнать. Будет синяя «хонда» с фальшивыми номерами. Запишите номера… Но не исключено, что еще две или три машины.

— Серьезные дела, я смотрю, — заметил Николай Николаевич. — Прослушка нужна?

— Может понадобиться, потом решим. Пусть ваши люди подтя нутся завтра к половине первого в Строгино. Я буду на «фольксвагене» темно-синего цвета. Госномер.

— Да знаю я ваш номер. Куда в Строгино?

Панкратов продиктовал адрес Веры Павловны. Объяснил:

— Там живет одна дама, за которой следит кто-то на «хонде». Попросила меня помочь.

— Почему она не пошла в милицию?

— Это вы у меня спрашиваете?

— Странные времена, не находите? — проговорил Николай Николаевич не то с недоумением, не то с раздражением. — Есть милиция, но она сама по себе. Есть правительство, тоже само по себе. Даже президент сам по себе. Всё есть, а люди обращаются к нам, а не к ним. К чему мы идём, Михаил Юрьевич?

— Меня тоже последнее время занимает этот вопрос, — отозвался Панкратов. — Не знаю. К чему-то идём. К чему? Узнаем, когда придём. А что прикажете делать? Выходить на Манежную площадь? Или к Белому дому, как в августе 91-го? Выходили. И что получилось?

— Да, ничего хорошего, — согласился Николай Николаевич. — Удивительная страна Россия. В ней всё меняется, и всё остается прежним.