Артур Таболов - Кэш

— Ну? — сказал Михеев. — Я жду. Что за цирк ты вчера устроил?

— Почему цирк? Совсем не цирк. Ты, Олег Николаевич, человек свободный, что хочешь, то и делаешь. А я служивый. Мне приказали, я выполняю.

— Не пори ерунды! Дела почти десятилетней давности по случайности не всплывают. Сначала какой-то аноним подбрасывает вам платежки, потом неожиданно появляется курьер.

— Но платежки настоящие, — заметил Кириллов. — И курьер настоящий.

— Таких анонимок приходят в СКП десятки, если не сотни! И только одной этой почему-то дают ход. Почему, Саша?

— Я и сам задавал себе этот вопрос. Ответ у меня только один. И ты его знаешь.

— Проплатили?

— Да, занесли.

— Кому?

— А вот об этом мы можем только гадать. Тому, кто может отдавать приказы следователям.

— Сколько?

— Олег Николаевич, ну и вопросы ты задаешь! Откуда я знаю? Много. У нас на мелочи не размениваются.

Михеев задумался. Это было похоже на правду. Во всяком случае, логически всё объясняло. Но кому понадобилось выстраивать против него такие сложные и очень дорогостоящие комбинации? Пятьдесят тысяч долларов, чтобы засветить его в «Финансах». Неизвестно сколько, но уж никак не меньше, чтобы всплыло это старое дело. Найти курьера в многомиллионной Москве и притащить его на опознание — тоже очень не даром. Был только один человек, способный на это. И этим человеком был Георгий Гольцов. Но почему, почему?! Он же ничего не знал. Он не знал ничего! А чего не знают, того нет.

— Ладно, Саша, хватит гадать, давай по сути, — предложил Олег Николаевич. — Можно закрыть дело?

— Всё можно. Кроме того, что нельзя, — привычной присказкой отозвался следователь. — Тут два пути. Можно потянуть время, чтобы к суду истек срок давности. Отмазка у меня железная: руки не дошли. Знаешь, сколько дел в работе у каждого следователя? Но могут не дать. Если мы правы и наверх занесли.

— Второй путь?

— Закрыть дело. За отсутствием состава преступления. Назначу повторную экспертизу, забашляем экспертов, они признают твои подписи на платежках подделанными. Курьер? А что курьер? Сколько лет прошло, мог и спутать.

— Сколько мне это будет стоить? — прямо спросил Михеев.

— Вон та пара, всё время идет впереди нас. Давайте отстанем… Тридцать.

— Тридцать чего? — не понял Михеев.

— Тридцать миллионов.

— Рублей?

— Не долларов же, — усмехнулся Кириллов.

— Вот это инфляция у вас! — восхитился Олег Николаевич. — Летом было три миллиона, а сегодня уже тридцать? Это же миллион долларов!

— А я предупреждал, что будет дороже. Тогда была доследственная проверка. Прикрыть её — как два байта переслать. Уголовное дело — совсем другой расклад. И не мне же в карман, придется делиться.

— У меня нет таких денег.

— Да ладно тебе, Олег Николаевич, прибедняться. Бедные люди в рейтинги «Финансов» не попадают. Отщипнешь от своих миллиардов, не убудет. Зато будешь спокойно жить.

— Я должен подумать.

— Надумаешь — дай знать. Скажи, что в ресторане «Пиноккио» на Кутузовском новый повар из Италии, я пойму. А теперь давай разбежимся. Ты еще погуляй, а я отвалю. Не нужно, чтобы нас видели вместе.

Кириллов исчез так же незаметно, как появился. Михеев дошел до пруда, прихваченного у берега ледком, бессмысленно поглазел на черную воду, замутненную снегом вперемешку с дождем, и вернулся к машине. Долго сидел в салоне, отогреваясь, молчал, наливался злостью. Злость превратилась в ярость. Николай Степанович с беспокойством поглядывал в зеркало заднего вида на потемневшее лицо хозяина.

— Шеф, с вами всё в порядке?

— Да. Поехали.

— Куда?

— На Дмитровку, в Генеральную прокуратуру.

Следователя СКП по особо важным делам, советника юстиции Кириллова арестовали в ресторане «Пиноккио» на Кутузовском проспекте в тот момент, когда он получал взятку в тридцать миллионов рублей от предпринимателя Михеева за обещание закрыть уголовное дело против него. Оперативники защелкнули на нем наручники, когда он собирался положить в карман вексель «Промстройбанка» на тридцать миллионов, только что заверенный подписью одного из вице-президентов банка. Вексель был выписан на предъявителя и мог быть беспрепятственно обналичен в любом отделении банка. Он был настоящий, вице-президент был настоящий, его подпись была настоящей, только поперек векселя специальным составом было написано слово «Взятка». Оно становилось видным в тот момент, когда её освещали специальным прибором. Что и было продемонстрировано всем присутствующим и понятым из официантов ресторана «Пиноккио».