Артур Таболов - Кэш

Это был рискованный шаг. Но расчет Панкратова оказался верным. О гибели Гольцова в авиакатастрофе в газетах ничего не было, по телевизору не передавали, а если о событии пишут в газетах и не передают по телевизору, то никакого события и не происходит.

Панкратов извлек из кейса фирменную коробку, в которой бережно, в рисовую бумагу, как хрупкая елочная игрушка, была упакована семисотграммовая бутылка армянского коньяка «Ной».

— Смотри-ка! — уважительно оценил её подполковник. — Это же сколько тут звездочек?

— Если считать по годам выдержки — двадцать.

— Никогда такого не пил!

— Я тоже, — признался Панкратов.

— Сейчас исправим! Сержант Лялина, тотчас мне хрустали и порезанный лимон с сахаром! — скомандовал он по интеркому. — Сахару много не сыпь.

Появилась очень симпатичная сержант Лялина с расписным жостовским подносом, на котором стояли два граненых стакана и блюдце с лимоном.

— Меня нет, я на объекте. Свободна, — отпустил её подполковник, откупорил бутылку и разверстал коньяк по стаканам.

— Ты куда столько льешь? — поразился Панкратов. — По полному! Мы же не успеем поговорить!

— Успеем, — успокоил подполковник. — Говорят, это в Европах пьют по двадцать грамм. Не понимаю, только рот поганить. Давай, Михаил Юрьевич, со знакомством!

— Со знакомством, Иннокентий Иванович!

Панкратов сделал пару глотков, а подполковник одним духом опорожнил стакан и старательно зажевал лимоном.

— Как? — поинтересовался Панкратов.

— Ну что я тебе, Миша, скажу? Забористый, это есть. Что есть, то есть. А вообще никак. Если ты всю жизнь жрал сивуху и «Солнцедар», «Ной» тебе не в коня корм. Мне однажды подарили шампанское, этот, «Дон Периньон».

— «Дом Периньон», — поправил Панкратов. — Самое известное французское шампанское, подают на светских приемах.

— Ага, оно. И что? Ситро! Как там Гольцов поживает?

— Нормально, — неопределенно отозвался Панкратов.

— Бизнесом занимается?

— Да, но не так чтобы очень.

— Светлая голова! Уважаю. Он мне всю зону перестроил. Знаешь, что мы до него делали? Штамповали из алюминия вилки и ложки. Все склады завалили, никто их брать не хотел. Он пришел ко мне, сказал: вы на что переводите ценный материал? Кому нужны ваши вилки, их сейчас из пластмассы штампуют. А что нужно? Профилированный кровельный лист. Такой, знаешь, как шифер, волнистый, только алюминиевый. Люди строятся, толем и шифером крыши крыть уже не хотят. Помудохались, конечно, пока всё оборудование переналадили, кой чего докупили, Георгий помог с деньгами. Зато теперь в очередь к нам выстраиваются. Давай за него!

После второго стакана подполковник совсем расслабился, распустил галстук, расстегнул китель. Череп почти сравнялся цветом с лицом, только лицо было коричневое, а череп розовый. С душевной доверительностью признался:

— Ох, как не хотелось мне его отпускать по УДО! Оставайся, говорю, будешь главным инженером, зарплата с полярками, что тебе в той Москве? Нет, говорит, есть дела, надо кое в чем разобраться. Пришлось отпустить.

— А мог не отпустить?

— Запросто. Пара замечаний за нарушение режима и привет УДО. Мне это как два пальца обоссать. Но я же не сука, чтобы так платить за добро. Мне, Миша, большие деньги давали, чтобы он свой срок до конца оттянул.

— Кто?

— Да приезжал тут один хлыщ. Адвокат. Десять штук зеленых мне сунул.

— Как фамилия адвоката, не помнишь?

— Какой-то Погорелов. Да он часто в телевизоре мелькает, рожа такая сытая.

— И ты его послал?

— В деликатной форме. Не могу, говорю, на меня давят.

— Бабки вернул?

— Ты за кого меня принимаешь? — обиделся подполковник. — Бабки вернуть! Разогнался! Сам отдал? Сам, я ему ножик к горлу не приставлял! Про бабки он и не заикнулся. Понял, что я могу ему такую козу устроить, что мало не будет. Дача взятки должностному лицу при исполнении — это что? Это статья! Он бы сейчас не в телевизоре торчал, а у меня на зоне парашу выносил. Умылся и отвалил.

— На тебя и вправду давили?

— Еще как! Ты не поверишь, если я скажу, какие люди ко мне приезжали. Один даже на вертолете прилетел. Ну, не ко мне, к Георгию. Но и со мной общались, просили облегчить ему режим содержания. А чего просить? Он и так был почти что расконвоированный.

— Жена приезжала?

— Четыре раза. Чаще нельзя, не положено. Я многое, конечно, могу, но есть вещи, которых даже я не могу. Положено трехдневное свидание раз в год, выше головы не прыгнешь. Первый раз он отказался с ней встретиться. Еще на первом году. Я не спрашивал, но так думаю, что не хотел, чтобы она увидела его в тюремной робе.