Дональд Рэй Поллок - Дьявол всегда здесь [litres]

К трем утра горло уже саднило. Раз приходил отец и опрокинул ему на голову ведро воды, требовал молиться дальше. Но как Эрвин ни взывал к милости Божьей, он ничего не чувствовал – и она не снизошла. Некоторые в Нокемстиффе закрывали окна, несмотря на жару. Другие всю ночь не выключали свет, сами читали молитвы. Сестра Снука Хаскинса, Агнес, сидела в кресле, слушала жалобный голос и думала о призраках мужей, которых похоронила у себя в голове. Эрвин посмотрел на мертвого пса, глядящего пустыми глазами на темный лес, – брюхо у него раздулось и готово было лопнуть.

– Ты меня слышишь, Джек? – спросил он.

Перед самым рассветом Уиллард накрыл мертвую жену чистой белой простыней и прошел по полю, одеревенев от утраты и отчаяния. Тихо встал за Эрвином, пару минут слушал, как мальчик молится – теперь уже едва слышным сдавленным шепотом. Опустил взгляд, с отвращением осознал, что сжимает в руке раскрытый перочинный нож. Покачал головой и убрал в карман.

– Пошли, Эрвин, – впервые за многие недели он обратился к сыну без злобы. – Все кончено. Твоей мамы больше нет.

Шарлотту похоронили через два дня на маленьком кладбище у Бурнвиля. По дороге домой с похорон Уиллард сказал: «Думаю, стоит ненадолго уехать. Навестишь свою бабушку в Коул-Крике. Может, поживешь у нее. Познакомишься с дядей Ирскеллом, да и девочка, что у них живет, ненамного моложе тебя. Тебе там понравится». Эрвин ничего не сказал. Он еще не оправился после собаки и сомневался, что когда-нибудь оправится после смерти матери. Уиллард все время обещал: если они будут молиться усердно, то ей будет лучше. Когда они вернулись домой, то нашли на крыльце у двери завернутый в газету пирог с голубикой. Уиллард ушел в поле за домом. Эрвин зашел в дом, снял свой парадный костюм и лег в кровать.

Когда он проснулся через несколько часов, Уиллард еще не вернулся, но мальчика это полностью устраивало. Эрвин съел полпирога и убрал остальное в холодильник. Вышел на крыльцо, сел в качалку матери и смотрел, как вечернее солнце опускается за хвойную стену к западу от дома. Думал, как ей первую ночь спится под землей. Темно, наверно? Он слышал, как старик, опершийся под деревом на заступ, говорил Уилларду, что смерть – либо долгое путешествие, либо долгий сон, и, хотя отец нахмурился и отвернулся, Эрвину тогда показалось, что это звучит неплохо. Ради блага матери ему бы хотелось, чтобы было немножко от одного и немножко от другого. На похороны пришла всего горстка людей: женщина, с которой мать работала в «Деревянной ложке», и пара старушек из нокемстиффской церкви. Где-то на западе у нее была сестра, но Уиллард не знал, как с ней связаться. Эрвин никогда еще не был на похоронах, но у него сложилось впечатление, что эти получились не ахти.

Когда по заросшему двору расползлась темнота, Эрвин встал, обошел дом и несколько раз позвал отца. Подождал пару минут, подумал просто лечь обратно спать. Но потом зашел в дом и достал из ларя на кухне фонарик. Поискав в сарае, двинулся к молельному бревну. С тех пор как скончалась мать, их нога туда не ступала вот уже три дня. Теперь ночь опускалась быстро. Над полем летучие мыши гонялись за насекомыми, из гнезда под сенью жимолости за ним наблюдал соловей. Эрвин помедлил, потом вошел в лес и двинулся по тропинке. Остановившись у края поляны, посветил фонариком. Увидел Уилларда на коленях у бревна. В нос ударил запах гнили, и показалось, его вот-вот стошнит. Так и чувствовал, как пирог полез обратно в горло.

– Больше я сюда не приду, – громко сказал он отцу. Эрвин знал, что нарвется на неприятности, но было все равно. – Больше не буду молиться.

Подождал ответа с минуту, потом сказал:

– Ты меня слышал?

Подошел ближе к бревну, не сводя фонарика с силуэта Уилларда. Потом коснулся плеча отца, и на землю упал перочинный нож. Голова Уилларда свесилась набок, и обнажился кровавый порез на горле от уха до уха. По боковине бревна бежала кровь и капала ему на брюки. Подул легкий ветерок и остудил пот на шее Эрвина. Над головой скрипели ветки. В воздухе проплыл белый клочок шерсти. Кости, висящие на проволоке и на гвоздях, издавали глухой перестук – какая-то тоскливая, выхолощенная музыка.

За деревьями Эрвин видел редкие огоньки Нокемстиффа. Слышал, как где-то внизу хлопнула дверца машины, потом звякнула о металлический штырек подкова. Подождал, когда подкову бросят опять, но ничего не было. Казалось, прошла тысяча лет с того утра, когда здесь со спины к ним с Уиллардом вышли два охотника. Было совестно и стыдно, что он не плачет, но слез уже не осталось. Долгая смерть матери давно осушила глаза. Не зная, что еще делать, он обошел тело Уилларда и посветил перед собой фонариком. Двинулся через лес.