Мария Спасская - Шестикрылый серафим Врубеля

Под влиянием Ларисы парнишка увлекся трафаретным граффити, а псевдоним себе взял – правильно, Шестикрылый. Интерес был взаимным – Лариса пристально следила за обратной стороной наброска Врубеля и, удовлетворяя тягу к убийству, убивала всех, кого Костя там рисовал. До поры до времени доктор Гальперина уверяла свою пациентку, что та делает благое дело, помогая приятелю поверить в себя, но когда парочка пациентов раскрутилась так, что стала грести деньги лопатой, врач начала их шантажировать. Гальперина рассчитывала на часть их прибыли, но, похоже, Лариса решила, что делиться не стоит. Проще Гальперину убить.

– То, что ты говоришь, подтверждено документально?

– Нет, конечно. Это мои выводы, сделанные на основе врачебных записок Насти Гальпериной. Но, честно говоря, я не знаю, примет ли их во внимание следствие.

– Это и смущает, – с досадой проговорил Виктор. – Врачебные записки к делу не подошьешь. Слишком субъективно.

– Да, нехорошо получилось. Я очень на эту папку рассчитывал. Знаешь, Витюша, что я тебе скажу? – вдруг азартно взглянул на приятеля доктор Карлинский. – Нужно поймать Ильину с поличным. Взять ее в тот момент, когда она попытается убить Соню.

– Даже не думай, я категорически против. Соню мы трогать не будем.

– Да брось, Вить, ничего не случится. Попроси следователя Выхину, пусть отпустит Софью под подписку о невыезде, а я пресс-конференцию организую.

– И что Соня скажет журналистам?

– Что видела убийцу Паши Петрова. Открыла на секунду глаза и увидела лицо. Если увидит этого человека еще раз – обязательно узнает. Ильина побоится рисковать и попробует убрать свидетеля. Вот тут-то мы и подсуетимся. Задержим Ларису и предъявим все эпизоды по подозрительным смертям, связанным с Шестикрылым.

– Идея хорошая, только за Соню я волнуюсь.

– Да мы ни на секунду от нее не отойдем, будем за ней ходить как пришитые.

– Ну не знаю. Смотри, Борис, под твою ответственность.

Весь вечер Карлинский куда-то названивал, а на следующий день перед прокуратурой собрались журналисты столичных изданий. Всем было интересно, что скажет освобожденная из-под стражи и переведенная на подписку о невыезде подозреваемая в убийстве Софья Кораблина. Соня появилась на лестничных ступенях и стала неспешно спускаться, придерживаемая под руки доктором Карлинским и следователем Цоем. В СМИ уже просочилась информация о том, что девица видела убийцу, и пишущая братия не стала тянуть.

– Скажите, кто убийца? – тут же выкрикнули из толпы.

– Мужчина или женщина? – подхватил другой голос.

– Вы знаете имя?

– Или только видели в лицо?

Соня спустилась с лестницы, остановилась и сдержанно произнесла слова, которым ее научил Карлинский:

– Я видела убийцу так же близко, как вас, и если увижу еще раз, то обязательно узнаю.

И, не отвечая на обрушившиеся на нее вопросы, двинулась к машине. Выстрел походил на взорвавшуюся хлопушку, и в первый момент никто не понял, что случилось. Виктор сделал быстрое движение, закрывая собой Кораблину, и в следующую секунду начал заваливаться на бок. И только подставивший плечо Карлинский не позволил ему упасть. Придерживая товарища, глухим голосом спросил:

– Витюш! Ты как? В порядке?

Но Цой был не в порядке. Он медленно оседал на асфальт, закрывая ладонью кровоточащую рану на груди. Стрелявший стоял тут же и не собирался убегать, его задержали подоспевшие стражи порядка. Он молчал, смотрел на убитого и ничего не говорил, выронив пистолет из онемевшей руки.

Перед тем как отправить задержанного в подоспевшую патрульную машину, полицейский достал у него из кармана водительское удостоверение и прочитал:

– Илья Ашотович Саркисян.

– Соня, ты знаешь Илью Саркисяна? – тронул девушку за плечо Борис.

Но Соня не слышала. Она склонилась к следователю Цою и тихо говорила:

– Потерпи, Вик. Слышишь? Потерпи! Все будет хорошо. Сейчас приедут врачи. Вик, почему ты закрыл глаза? Вик! Посмотри на меня! Ну же, Вик! Ви-и-ик! Слушай. Там наша улитка, она уже приползла к винограднику. Ты обязательно должен ее увидеть. Вик! Не молчи! Ви-и-ик!

– Соня, не надо. – Доктор Карлинский погладил ее плечо. – Оставь его, Соня. Он умер.

Ночью фон Бекку снилась Конкордия. Любимая была весела и много смеялась. Запрокидывала голову так, что открывалась белая сдобная шея с маленьким вибрирующим кадыком, а на наливных, точно яблочки, щеках появлялись очаровательные ямочки. Проснувшись, Герман ощутил небывалый прилив нежности и, даже не позавтракав, засобирался к Усольцеву.