Валерия Вербинина - Гейша и новичок

Агент приободрился. Про себя он склонен был считать, что Бруно, как это частенько с ним случалось, переборщил и задержал не того. Что ж, пусть Ваня Опалин и в самом деле поучится, получит полезный опыт.

Петрович спустился вниз и в одном из кабинетов нашел молодого человека — скорее даже подростка — в штатской одежде. Укрывшись шинелью, тот спал на скамье, причем под голову подложил несколько пухлых папок дореволюционного вида, где слово "Дело" было еще написано через ять.

— Ваня, вставай! — Петрович затряс его за плечо.

К его чести, Опалин пробудился почти сразу же и, сев, стал кулаками растирать глаза. У него были темные волосы, стриженые почти под ноль, тонкая шея и правильные крупноватые черты лица. Когда он поднялся, сразу же стал виден нехороший широкий шрам на виске, который давно зарубцевался. Шрам этот придавал его обладателю не самый мирный вид.

— Будешь сейчас допрос вести, — сказал Логинов. — Терентий Иванович распорядился. — И он ввел новичка в обстоятельства дела.

— А, н-ну хорошо, — промычал Ваня.

Петрович поглядел на него, и агента кольнуло нехорошее предчувствие. "Н-да, опыт… по-хорошему ему бы в школе еще учиться, а тут… Грабители, проститутки, воровские притоны… прекрасный опыт, ничего не скажешь. А ну как этот Савельев не тот, за кого себя выдает? Ох, попадет тогда Ваня…"

Он вернулся к Келлеру и передал ему распоряжение Филимонова.

— Это что, его Опалин колоть будет? — вскинулся немец. — Да он же сопляк!

— Бруно, не бузи, — сухо попросил Петрович. — Отведи задержанного. Товарищ Опалин разберется.

Сидя в кабинете, товарищ Опалин пребывал в состоянии легкой паники. Все столы, находившиеся в нем, были чужие, а своего у Вани не было. И вообще у него в жизни не было ничего, кроме одежды, которая на нем, какой-то незначительной мелочи в карманах, талонов в столовую и бумажки с печатью, в которой значилось, что он временно приписан к московскому уголовному розыску.

Стукнула дверь. Мрачный товарищ Келлер ввел задержанного, и Ваня увидел человека обыкновенной внешности, в пальтишке с воротником из какого-то тусклого меха, кажется, кроличьего, хотя не исключено, что в своей прошлой жизни этот кролик был целым кенгуру и обитал на просторах австралийского континента. Воротник в паре мест был вроде как оторван, но Ваня не стал сейчас заострять на этом внимание. Сапоги на гражданине, равно как и брюки, были такие же ординарные, как и его внешность. В руках он мял кепку с меховыми ушами и смотрел на Опалина с надеждой. Одетый в кожаную тужурку Келлер хмуро покосился на своего юного коллегу, снял кожаную кепку и положил ее на стол. Жест — даже если Бруно ничего такого в виду не имел — вышел почти что демонстративным. Ваня понял, что сидит на скамейке, зачем-то держась за свою шинель, и вид у него самый что ни на есть дурацкий.

"Встать ему навстречу или не стоит? — лихорадочно соображал он. — И с чего начать? А допрос под протокол? А если под протокол, где взять бумаги? А чернила, а… Стол!"

— Э… мнэ… — промямлил он. — Товарищ… э… Тихонов?

— Тихон Савельев я, — поправил его задержанный и улыбнулся почти заискивающе.

Опалин машинально подтянул к себе шинель, вдел одну руку в рукав (в кабинете было вовсе не жарко), но остановился и шинель снял.

— Очень приятно, — промямлил Ваня. Бруно тотчас облил его взглядом, полным презрения.

"И с какой стати мне приятно, что за вздор… Зачем я это сказал?"

— Я Опалин, — буркнул юноша, насупившись, — Иван Опалин. Э… Садитесь, товарищ Савельев.

Собеседник стал в некотором недоумении озираться. Все стулья были от него далеко. Спас положение Бруно — легким движением он извлек из-за какого-то стола стул с гнутыми ножками и с грохотом подвинул его задержанному. Тот сел, кепку положил на колени и вперил в сидящего на скамье напротив Опалина преданный взор.

— Я, товарищ… клянусь революцией… ничего не знаю! Председатель, скотина, пьет… и весь домком вместе с ним. Я завтра должен был справку получить… А заявление, что у меня профсоюзный свистнули, я в милицию отнес… И до сих пор ничего…

— Вы зачем по ночам ходите? — спросил Ваня, насупившись.

— Так работа у меня, товарищ…

— Какая еще работа?

— Наборщик я.

— А-а, наборщик, — промычал Опалин. Ему неудержимо хотелось зевнуть, и он, не удержавшись, все-таки зевнул. — Это что же, ты книги печатаешь?

— Печатает станок типографский, а я набираю, — с достоинством возразил человек. Бруно кинул на него внимательный взгляд. — Книги-то — дело хорошее, кто с книгами дело имеет, тем спокойнее. У нас в типографии газеты в основном, и это, я доложу тебе… — Он покрутил головой и усмехнулся.