Валерия Вербинина - Иван Опалин. 9 книг [Компиляция]

И тут он увидел Надю. Она шла по тротуару, раскрасневшаяся от мороза, в шапочке с распушившимся мехом, в знакомом ему пальто с лисьим воротником. Он бросил быстрый взгляд в сторону Лизы — они почти возле ее дома, на улице — никого, кроме них троих; стало быть, никакой опасности, — и, решившись, подбежал к девушке.

— Надя!

— Уже у дома меня караулишь? — засмеялась она. — Тебе не кажется, что это немного… чересчур?

— Я не караулю, — сказал Опалин, задетый ее тоном, в котором, несмотря на дружескую шутливость, сквозило нечто от ее маменьки. — Я Лизу провожал. То есть не провожал, а…

— Тяжелая у тебя работа, — сказала Надя, с сочувствием глядя на его красное лицо.

— Да, нелегкая, — согласился он. — Послушай, а какой актер…

Он не успел договорить фразу, когда что-то недалеко от них загремело, потом обрушилось на тротуар льдистой глыбой. И в то же мгновение Опалин услышал крик.

Лиза кричала точно так же, как ее старшая сестра.

От этого крика у него внутри все перевернулось, он сорвался с места и побежал туда, где секунду назад стояла девочка со школьным портфелем, а теперь лежала груда льда и снега, частично разбившаяся при падении. Из-под нее медленно выкатывались струйки крови и расползались по тротуару. Сзади отчаянно визжала Надя, но он, ничего не слыша, бросился на глыбу, как на врага, и стал оттаскивать куски, откатывать, отбрасывать…

Он и сам хорошенько не знал, на что надеется — но вот показалось белое лицо Лизы, и ее ресницы чуть дрогнули. Опалин стащил с ее тела самый большой кусок и поднялся на ноги.

— Ах, какое несчастье… — бормотала Надя, в ужасе держа возле рта руку в пестрой варежке, — какое несчастье…

— Это не несчастье, — злобно ответил Иван, дергая щекой, — что ты тут стоишь? — неожиданно напустился он на нее. — "Скорую" зови! Врача, если есть в доме…

Взгляд Лизы остановился на его лице, нижняя челюсть начала дрожать — и он не выдержал. Он бросился в сторону, как пьяный, потом, опомнившись, побежал к проходу между домами.

Мысль Опалина была проста: в семье, где две дочери стали жертвами, третья не могла погибнуть в результате несчастного случая. Кто-то забрался на крышу, улучил момент и сбросил на Лизу ледяную глыбу. И Опалин старался не думать о том, что он сделает, когда доберется до этого "кого-то".

Он врезался в дворничиху, которая несла широкую лопату для разгребания снега, и чуть не сбил ее с ног.

— Куда несешься-то, оглашенный, — проворчала она.

— Угрозыск! — Опалин махнул удостоверением, выронил его и подобрал с проклятьем. — Убили девочку… Кто-нибудь поднимался на крышу дома?

Дворничиха, с опаской глядя в его перекошенное лицо, замотала головой.

— Кто-нибудь посторонний вертелся тут сейчас… или, может быть, в последние дни?

Дворничиха задумалась.

— Да посторонних много кого было… — начала она.

Но Опалина поджимало время, и он, оставив ее, кинулся к черному ходу. Сыщицкий его взгляд тотчас выхватил на недавно выпавшем снегу свежие следы двух пар валенок, которые вели из дома. "Она уже спустилась с крыши и, конечно, убежала… Какой же я осел!" Он подскочил к дворничихе, убедился, что одна пара следов точно принадлежит ей, и побежал вдоль второго следа, стараясь не затоптать его. Дворничиха поглядела ему вслед, покачала головой и изрекла глубокомысленное — то, что она всегда говорила, когда ей досаждал кто-нибудь из жильцов:

— Гепеу на тебя нет!

"Я был прав, прав — Лизе угрожала опасность — как же я недоглядел — сразу надо было бежать на лестницу и на крышу, захватил бы там мерзавку — а теперь…" Следы валенок уходили на оживленную улицу, и он видел по ним, что преступница спешила скрыться — и теперь, вероятно, была уже вне пределов досягаемости. "Нет, нет, нет, — отчаявшись, мысленно умолял Опалин кого-то, — только не это… Пожалуйста". Он выскочил из переулка и стоял, запыхавшись и чувствуя, как бешено колотится его сердце. Конец, конец всему: десятки, сотни чужих ног затоптали след, по которому он шел, витрины магазинов, вывески лавок, сутулые московские фонари — все было против него. Переводя дух, он обшаривал глазами улицу, ища свидетеля — постового — хоть кого-нибудь, кто мог ему помочь, но видел только спины, головы в шапках и толстых шерстяных платках, шинели проходящих военных, опять спины… И внезапно одна спина на другой стороне улицы словно поманила его; позже он пытался точно вспомнить, что именно показалось ему подозрительным, ведь ничего же особенного не было — ну, разве что втянутая в плечи голова и походка, чуть более поспешная, чем — чем у кого? У человека, который невиновен? Но, разом приободрившись, он припустился бежать за обладательницей спины, которая привлекла его внимание. На бегу он отметил еще одно обстоятельство: женщина, за которой он бежал, воровато, украдкой оглянулась через плечо — и, отвернувшись, еще сильнее втянула голову в плечи. Она спешила к очереди на трамвайной остановке (тогда, чтобы сесть в трамвай, становились в очередь); но тут Опалин догнал незнакомку и левой рукой (правой он во избежание сюрпризов нащупывал браунинг в кармане) развернул к себе. Да, он знал эту женщину, он даже был однажды у нее дома. На него смотрела Екатерина Александровна Кривонос, скромная учительница немецкого.