Валерий Шарапов: Зловещий трофей

Отряхнув отложной воротник шинели, старший лейтенант Скрипкин поднял упавшую телефонную трубку. Аппарат молчал, связь оборвалась. Он окинул взглядом большую комнату с остатками мебели. Комната находилась на втором этаже старого красивого дома, покинутого жителями накануне решающего сражения за Будапешт. Венгры уходили из города налегке, прихватив лишь необходимое в дороге. Мебель, картины, гардины и прочее добро пылились в брошенных квартирах.

Немецкая мина угодила этажом или двумя выше, отчего по потолку и стенам пошли трещины. Шикарный диван, столик с изящными ножками и несколько кресел засыпало гипсовой штукатуркой.

Старлей подобрался к высокому окну, встал сбоку и осторожно выглянул наружу сквозь оставшиеся без стекол рамы. Напротив, через неширокую мощеную улицу высилась каменная громада с вывеской над парадным входом — «Hotel Continental». Фасад некогда красивейшего здания, построенного в стиле ампир, был изуродован снарядами, пулями, осколками. Не осталось ни одного целого окна, отлетела часть декоративной лепнины, из двух дюжин поддерживающих портик колонн уцелела всего треть.

В здании засели остатки 9-го горного корпуса СС. Командовал корпусом некий эсэсовский генерал Карл Пфеффер, о котором поведал комполка майор Стародубцев. Дескать, сволочь еще та — пробы ставить некуда, палач первостатейный, и недурно бы взять его живьем, чтобы предать справедливому народному суду.

— Живьем, — проворчал Скрипкин и поглядел в быстро темневшее небо. — Знать бы еще, как это сделать…

Выстрел миномета с заднего двора отеля, вероятно, стал последним на сегодняшний день. Перестрелка затихала. Подобный распорядок установился здесь довольно давно.

18 января советские войска окончательно завладели восточной частью города, 20 января приступили к штурму западной. С рассветом подразделения Красной Армии начинали атаку, немцы ожесточенно сопротивлялись; бои шли в каждом квартале Буды на протяжении светлого времени, а с наступлением темноты все затихало. К 11 февраля потери оборонявшихся только пленными составили более двадцати пяти тысяч человек. Силы хорватского горного корпуса таяли с каждым часом, но надежд на то, что эсэсовцы прекратят сопротивление и сложат оружие, не было. Слишком много грехов числилось на их счету. Понимали: прощения не будет.

Стемнело настолько, что прятаться за стенами уже не было смысла. Стоя во весь рост у окна, старлей вглядывался в улицу, в черневшие проемы первого этажа отеля.

— Мало фрицев осталось. Настолько мало, что одним ударом расшибем всмятку, — прошептал он. — Дождемся утренней зари и попробуем. Лишь бы они сами какой пакости не удумали ночью…

Нестерпимо захотелось курить, но здесь на этаже делать этого было нельзя. Опасно. Скрипкин знал, что среди засевших в отеле эсэсовцев есть несколько снайперов. Они только и ждут подходящей цели.

В последний раз глянув в небо, он подхватил автомат и направился к выходу из комнаты, чтобы спуститься к бойцам, закрепившимся на первом этаже. Настало время разузнать про обещанный старшиной Сайко обоз. С ним должны были прибыть боеприпасы, осветительные ракеты и полевая кухня. Там внизу можно и спокойно перекурить…

К наступлению ночи все успокоилось, улеглось, пришло к привычному за последние недели порядку. Треклятый обоз старшины Сайко запоздал, но все ж таки добрался до позиций роты Скрипкина. В черное небо вновь стали взмывать осветительные ракеты, бойцы поделили меж собой боеприпасы, употребили по сто грамм и впервые за день отведали горячего.

Над Дунаем, разрезавшим столицу Венгрии надвое, стало тихо. Впрочем, во время войны на передовой абсолютной тишины почти не случается. Кое-где все равно слышались выстрелы и разрывы снарядов, изредка с востока на запад пролетали эскадрильи бомбардировщиков. По широким улицам города к линии соприкосновения с противником подтягивалось подкрепление, перемещалась тяжелая техника…

В одиннадцатом часу старлей прошелся по постам, проверил несение службы. Все было спокойно. В небе с интервалом в пять-семь минут зависали осветительные ракеты. Медленно теряя высоту, яркие огоньки вырывали из темноты неровные кварталы Буды, как попало перечерченные кривыми улочками. Фонари, остовы сгоревшей техники, мешки с песком и разбросанный мусор отбрасывали на мостовую причудливые дрожащие тени. Ночь выдалась холодной, однако костры разводить строжайше запрещалось. Свободные от службы бойцы спали, завернувшись в шинели. Прилег на разбитый продавленный диван и Скрипкин…