Андрей Курков - Самсон и Надежда

Ночевал Самсон следующую ночь тоже в участке, утонув в мягком реквизированном кресле.

Холодный тоже ночевал тут, не говоря уже о Васыле и Найдене, которые тут и жили, хотя все знали, например, что в хате Васыля на Протасовом Яру уже второй год течет крыша.

— Пасечный умер, — разбудил ночью Самсона Найден. — От ран! Только что сообщили. Завтра — траурный митинг. Много погибших! Вот и с ним попрощаемся!

— А дела продолжать? — осторожно спросил Самсон сонным голосом.

— Продолжать, начинать, заканчивать и сдавать в архив! Все как обычно! С перерывом на похороны! — сказал Найден и вышел.

Похороны погибших опять проходили в Александровском парке в левой дальней глубине, над обрывом к Днепру. Самсон смотрел на выкопанную яму, чуть меньше той братской могилы, в которой похоронили Семена. Смотрел и сомневался в своей точной памяти. Сейчас ему казалось, что новая яма была выкопана на месте старой. И стоял он вроде тут же, и те же деревья росли справа и за спиной, и на таком же вроде от него расстоянии. Но ведь этого быть не могло! Ведь и ту могилу выкопали глубиной в десять футов, а значит, копай они на том же месте, то давно бы наткнулись на гробы уже захороненных героев!

— А где же прошлая братская могила? — спросил шепотом Самсон у стоящего рядом Найдена. — Та, в которой Глухова закопали!

Найден осмотрелся. Потом показал рукой направо:

— Там вот, недалеко!

— А чего ж там памятника нет?

— Ну, рано еще! Памятники героям после полной победы ставят! А нам пока до полной победы неблизко!

Траурные речи в этот раз звучали недолго, и каждый оратор был немногословен. Все присутствовавшие имели вид истощенный, измученный. Женщин почти не было, как и детей с подростками, которые иногда целой гурьбой приходили смотреть на похороны героев.

— В участке помянем, — Найден кивнул Самсону, чтобы тот шел за ним. Оркестр еще играл последнюю траурную мелодию. Бойцы, скинув шинели, забрасывали могилу землей. На другом, правом дальнем краю, наоборот, десять человек рабочего вида только начинали рыть новую могильную яму. Должно быть, на завтра или просто впрок.

До участка они шли пешком. Воздух казался теплым из-за солнца, но температура вряд ли доходила до десяти градусов Цельсия. Время от времени Найден резко бросал взгляд в сторону, если там вдруг оказывалась торопящаяся куда-то группа людей. Самсону казалось, что он просматривает внимательно рукава пальто и курток. Словно все еще ищет людей с белыми повязками.

— Что это? — кивнул Найден на завернутую в кожу серебряную кость, лежавшую на столе.

Васыль ставил в этот момент рядом с костью рюмочки, наполнял казенкой. Четыре граненые рюмочки на граненых ножках.

— Я же вам говорил, — начал было пояснять Самсон.

— А! Вспомнил! — остановил его Найден. — Ты ее вещдоком оформил?

— Да.

— Хорошо. А где Холодный?

— Я сейчас! — Васыль торопливо вышел.

И вернулся уже через пару минут, а за ним следом, зевая, вошел бывший священник с трехдневной щетиной на бледных, рыхловатых щеках.

— Он еще спал, — пояснил Васыль.

— Похоронили? — осведомился Холодный.

— Ага, — почти не шевеля губами, выдохнул Найден.

— Со святыми упокой, Христе, душу раба твоего, идеже…

— Ты чего? — грубо остановил его Найден. — Это ж Пасечный, а не какая-нибудь бабка монастырская!

— Ой, — Холодный с сожалением покачал головой. — Три ночи без сна! Вон как в прошлое вернули! Тьфу его! Тьфу! — Он поднял рюмку, поднес к губам. — За героя! Красная ему память и слава!

— За героя! — повторили Найден, Самсон и Васыль.

И выпили до дна.

— Ну, всё, — выдохнул Найден. — Нельзя много времени на смерть тратить! За работу! — сказал и, не глядя ни на кого, вышел.

Вышли следом и Васыль с Холодным.

Самсон сел за стол, развернул кусок кожи, взял в руки тяжелую и гладкую серебряную кость.

— За работу, — повторил он шепотом. И задумался. В этот раз тяжелая кость в руках подтолкнула его мысли в определенное направление.

И он замотал ее обратно в кусок кожи, а после подобрал мешок из дерюги, в котором можно было бы ее неприметно, не привлекая постороннего внимания, нести.

Николай Николаевич Ватрухин был, казалось, несказанно рад видеть Самсона. Сам он выглядел не очень, впалые щеки говорили о скудном питании, а отсутствие прислуги Тонечки вызывало подозрение о том, что остался он без домашнего надзора и уюта.

— Как же хорошо, что вы живы! — сказал он вместо приветствия, впуская визитера в дом. — Вон семью доктора Патлаха на Лукьяновке всю убили и ограбили, да и столько беды опять!