Оскар Мюриэл - Темные искусства

Он треснул кулаком по столу, и все на нем зазвенело.

— Отвечай на чертов вопрос!

Часть меня порадовалась, что Макгрей по-прежнему был вспыльчивее, чем я.

— Она заверила меня, что тебе никогда не лгала, — сказал я, хоть в тоне моем и прозвучало изрядное сомнение в ее честности. — Я спросил, как она проворачивает свои фокусы с прорицанием. Она призналась, что часто наблюдает и угадывает или задает вроде как отвлеченные вопросы — мы и сами так делаем, опрашивая свидетелей. Еще она призналась, что большинство ее клиентов — «простой люд», который всегда нуждается в помощи. — Я остановил Макгрея жестом, не давая ему запротестовать. — Тем не менее она настаивала, что у нее есть «око» и что она унаследовала этот дар от бабушки.

Произнес я все это опять-таки с откровенным скепсисом, но пыл Макгрея, судя по всему, поостыл.

— Так что, по-твоему, случилось в прошлую пятницу?

Я ненадолго задумался. Я уже говорил, что мне не верилось в виновность Катерины. Однако наша беседа пробудила во мне сомнения.

— Для начала я хотел бы услышать твои теории, — уклончиво ответил я. — Только будь добр, избавь меня от тех, где фигурируют злые духи.

Макгрей пожал плечами.

— Мне на ум приходят только два варианта. Либо один из тех дурней решил — или решила — убить себя вместе со всеми остальными, либо кто-то все это затеял, чтобы убить их и подставить Катерину.

Я кивнул.

— И я так думаю, но больше склоняюсь к последнему варианту.

— Почему же?

— Я не исключаю первую возможность, но если бы это было делом рук самоубийцы — или нескольких самоубийц, — то мне непонятно, зачем они позвали Катерину. Или зачем оставили ее в живых.

— Может, она понадобилась им для исполнения ритуала.

— Для какого-то смертельного обряда? — предположил я. — Например, для искупления грехов?

— Ага, и это объяснило бы то, что слышала Катерина. Посмотрю у себя в книгах.

— А я подумаю, как это могло быть устроено с технической точки зрения… чтобы убить их всех, но не ее… Надеюсь, это прояснится после осмотра тел и места преступления. — Я глотнул вина. — А еще нам надо установить личности тех, кто был связан с шестью жертвами. Всех, кто мог бы желать им смерти.

Макгрей потер бороду.

— Камердинер полковника…

— Логичное предположение. Он ушел из дома последним и первым туда вернулся. И он мог найти тела только в том случае, если у него были свои ключи — с которыми он мог попасть в дом в любой момент. Надо допросить его — и поскорее. Но прежде всего я хочу взглянуть на тела.

Макгрей стал загибать пальцы.

— Морг, гостиная, где проходил сеанс, камердинер… Еще что-нибудь?

— Пока больше ничего не приходит в голову.

— Хорошо, а то у меня пальцы закончились. Если нам чутка повезет, то со всем этим мы уложимся в один день.

— Хотелось бы. Нам нужно представить убедительную версию на предварительном слушании, если мы хотим избежать судебного процесса.

Девятипалый кивнул и осушил свою пинту. Едва он поставил стакан на стол, как к нему тут же подошел официант и подлил из кувшина еще.

— Угощайтесь, сэр. Мы с запасом для вас принесли.

Макгрей широко улыбнулся.

— Хорошо здесь обслуживают. Может, и вступлю в этот клуб.

— Прошу, не надо . Умоляю тебя.

Не могу передать, какое облегчение я испытал, когда увидел, что во всех окнах моего бывшего дома горит свет. Лейтон с радостью сообщил мне, что получил ключи, а также записку для меня от леди Энн. Хоть и обессиленный, я все же заставил себя ее прочесть.

Мерзкая старуха отчитывала меня за «внезапное и чрезвычайно бесцеремонное» прошение о предоставлении жилья. За ее пространными рассуждениями о приемлемых манерах следовал короткий абзац, в котором она — исключительно из своего безграничного христианского милосердия — давала согласие на то, чтобы я провел сию ночь в ее владении. Постскриптум, впрочем, требовал, чтобы мы подписали «новый дополненный арендный контракт», как только позволят мои «низменные дела», иначе она будет вынуждена отправить своих людей, чтобы выставить меня на улицу.

У меня не было сил, чтобы обо всем этом думать. Я немедленно отправился в кровать, уставший до такой степени, что даже кошмары меня не потревожили.

Утром я думал пройтись до Городских палат пешком и уже жалел, что оставил свою белую баварскую кобылу в Глостершире. Однако город утопал под непрекращающимся ливнем, так что я воспользовался кебом. Решение было мудрым, потому что я добрался до Королевской Мили ровно в тот момент, когда нищие обитатели обшарпанных домов этой улицы опустошали свои ночные вазы прямо на дорогу.