Александр Костенко - Колье Барбары

Чуть пригнувшись, я включила фонарь и решительно вошла внутрь. Луч света медленно заскользил по обитым нежно-розовой материей стенам, пыльным зеркалам и большим портретам в золочёных рамах. Я подошла к одному из них и, встав на цыпочки, стёрла рукой вековую пыль. На картине был изображён молодой человек в красном камзоле, он стоял, важно подбоченясь и опираясь одной рукой на шпагу с эфесом, украшенным затейливым литьём. Голову вельможи венчала простая, без изысков, золотая корона. На полу что-то хрустнуло. Я опустила руку с фонариком и посветила вниз. Весь пол был усыпан опавшими или, может быть, разбросанными повсюду специально высохшими лепестками цветов, давно превратившимися в сухой сморщенный мусор. Огромные цветочные букеты, некогда украшавшие комнату, тоже давным давно осыпались, почернели и теперь торчали в разные стороны сухими корявыми ветками. В углу справа часть комнаты была отгорожена голубой ширмой, за которой тёмным саркофагом возвышалась большая кровать с балдахином, покрытым толстым слоем белёсой пыли, похожей на пушистый, только что выпавший снег. А рядом с ней за низким столиком… Я отшатнулась. Отступив на шаг, три раза глубоко вздохнула, успокаивая бешеное сердцебиение. Вдохнув пыльный воздух, я не удержалась и оглушительно чихнула. Однако женская фигура в чёрном одеянии, сидящая ко мне спиной, даже не шелохнулась. Вытерев тыльной стороной ладони внезапно вспотевший лоб, я замерла на месте. Фонарик в моей руке тут же предательски задрожал, разбрызгивая во все стороны жёлтые всплески тусклого света.

Сказать, что я испугалась — значит не сказать ничего. Я просто застыла от ужаса. Я в мгновение ока превратилась в каменное изваяние. Но ничего не происходило, и страх постепенно отступал. Осторожно, стараясь на задеть в темноте какой-нибудь предмет, я сделала несколько шагов вперёд и снова остановилась. Луч фонаря узким пучком пробежал по полу и жёлтым кругом прилип к сидящей без движения фигуре. Я уже могла разглядеть, что одета она в длинное, скорее всего, монашеское одеяние. Голова в огромном некогда белом, а теперь покрытом серой пылью чепце, который обычно носили монахини-бенедиктинки, была немного склонена набок. Кисть правой руки легко касалась подбородка. Другая рука безвольно лежала на небольшой книге, покоившейся на коленях монахини. Создавалось впечатление, что женщина читала, а потом просто задремала, уронив на колени книгу. Я обошла неподвижную фигуру слева. В глубине комнаты прямо перед ней на небольшом золочёном троне сидел мужчина в расшитом жемчугами камзоле и… внимательно смотрел на меня. Я снова вздрогнула, наткнувшись на этот пронзительный и строгий взгляд. Невольно остановилась. Но мужчина продолжал сидеть неподвижно, как будто застыл под воздействием какого-то колдовства. То, что это живые люди, не вызывало никаких сомнений. И только сделав ещё несколько осторожных шагов и приблизившись почти вплотную, я, наконец, поняла, что передо мной сидели всего лишь искусно выполненные восковые фигуры. У меня тут же отлегло от сердца. Бешеное сердцебиение понемногу затихало, и сердце уже не пыталось более выпрыгнуть из моей груди. Я несколько раз глубоко вздохнула и, почти совсем успокоившись, обернулась к монахине. Подойдя к женской фигуре почти вплотную, я сразу увидела на её груди… Нет, в такую удачу поверить было трудно. На шее женщины, вне всяких сомнений, тускло блестело колье Барбары. Я даже присела на корточки, чтобы унять дрожь в коленях, и снова едва перевела дух. Нет. Сразу мелькнула мысль — скорее всего, украшение тоже сделано из воска. Но, как говорится, чем чёрт не шутит. Я протянула руку, дотронулась до блестевшей драгоценности и тут же почувствовала тяжесть и прохладу настоящего металла. Я чуть приподняла подвеску и сдула с неё пыль. Призрачный свет фонарика отразился от литой золотой поверхности и заиграл разноцветными искрами на драгоценных камнях. Если в этой комнате и было что-то настоящее, то несомненно — это было колье. Я с облегчением вздохнула и присела на кровать. Пуховая перина тут же отреагировала на моё прикосновение, взметнув в неподвижный воздух облако невесомой белёсой пыли. Машинально вытащила сигареты и тут же засунула их обратно. Встала и подошла к портрету молодого мужчины. Прочитала подпись под картиной: Великий канцлер Литовский, ординат Несвижский и Олыкский Кароль Станислав Радзивилл. Вздохнула и развернулась к мужской восковой фигуре. Вне всяких сомнений, это был Кароль. Перевела взгляд на монахиню. Догадка блеснула в голове ослепительной молнией. Конечно! В воске была увековечена его возлюбленная простолюдинка Аннуся. Сердце учащённо забилось. Я протянула руку и, открыв застёжку, сняла колье с тонкой девичьей шеи. С замиранием сердца перевернула его. Увы. Внутренняя сторона украшения оказалась абсолютно гладкой. Уверенность в том, что, найдя колье, я узнаю, где покоятся несметные сокровища Радзивиллов, рухнула в один момент. Тайна, казавшаяся мне совсем недавно зловещей и увлекательной, оказалась проста, как весь наш мир. Да, абсолютно ничего не меняется с бегом времени на нашей планете. Истории безумной любви и трагедии, подобные этой, разыгрываются на Земле с удивительным постоянством. Генерал и на этот раз оказался прав. Все мои усилия были напрасны. Бродячий музыкант ещё в девятнадцатом веке, услышав эту историю от монахинь Несвижского Бенедиктинского монастыря, поведал её всему миру. Конечно! Опера «Ave, Maria!»! Мир на протяжении всей своей истории знал немало подобных примеров преданной любви. «Юнона и Авось», «Алые паруса» Грина, наконец! Как же я раньше не догадалась, что страшная тайна Радзивиллов — это всего лишь история тайной любви Кароля и Аннуси. Короля и простолюдинки. Я взвесила в руке тяжёлое золотое ожерелье. Оно по праву принадлежало не этой восковой монахине, а совсем другой женщине — законной супруге Кароля Анне Сангушке. Я покачала головой и, бросив прощальный взгляд на восковых влюблённых, опустила колье в карман. Потом вышла и толкнула печную доску, которая также легко, с тихим щелчком, встала обратно на своё место, надёжно отгородив двух влюблённых от любопытной толпы. И я искренне надеялась, что это уже навсегда…