Андрей Рубанов - Человек из красного дерева

– Конечно, нет, – сказал я. – Какие претензии? Никаких.

– Хорошо, – похвалил Вострин. – А что же ты, Антип, не сообщил, что тебя в городе Можайске задержала полиция?

– Не знаю, – сказал я. – Как-то даже в голову не пришло… Волновался… А что, это важно?

– Конечно, важно, – произнёс Вострин. – Вот тут нам материальчик прислали. 26 апреля ты был задержан на железнодорожном вокзале города Можайска за распитие алкогольных напитков.

– Было дело, – ответил я. – Баночку пивка дёрнул, опохмелился. Подошли менты… Ну то есть, извините, сотрудники… Оформили нарушение, выписали штраф. Ещё, сказали, на работу сообщат. Быстро отпустили. А в чём проблема?

– А сам как думаешь? – спросил Вострин и оглянулся на Застырова, но тот смотрел мимо меня.

– Получается так, гражданин Ильин, – продолжал Вострин, легко сменив свойский тон на официальный, – что ежели вас 26 апреля задержали на вокзале Можайска, то вы никак не могли в тот же самый день быть у себя дома, по месту постоянной регистрации, и устроить поджог.

– Ну да, – сказал я. – Пожар начался без меня. Вчера я Олегу… то есть гражданину Застырову… это уже говорил. Зачем мне свой дом поджигать?..

– И кто же, – спросил Вострин, – его поджёг?

– Не знаю. Может, короткое замыкание. Может, кто спичку кинул. Я без понятия. Я сейчас думаю о том, где мне жить.

– Может, поживёшь у своего друга? – аккуратно посоветовал Вострин. – У господина Читаря, в деревне Криулино. У него там есть дом и богатая библиотека.

– Читарь мне не друг, – сказал я. – Дальний родственник, тройная вода на киселе. Мы с ним только по праздникам перезваниваемся. Он тоже верующий, как я. У нас нет ничего общего, кроме веры в Единого Бога Отца, Творца небу и земли. Спросите у него, он подтвердит.

– Спросим, – хладнокровно пообещал Вострин. – Уж ты не сомневайся. И у него спросим, и у тебя. У всех спросим. Пока мы тебя отпускаем. Здесь вот, – он двинул по столу бумагу, – постановление о взятии подписки о невыезде. Распишись, где галочка поставлена.

Я расписался в четырёх местах. Вострин отдал мне паспорт.

Застыров так и смотрел мимо меня: то в окно, то в углы кабинета. По-моему, он меня ненавидел.

– Кстати, Антип, – сказал Вострин, снова очень ловко сменив тон на бытовой, тёплый. – У меня сестра сдаёт комнату. Все удобства, центр. Цветной телевизор. Хочешь, я тебя устрою?

– Спасибо, гражданин начальник, – ответил я. – У нас при фабрике есть общежитие, я пока там перекантуюсь.

Предложил продиктовать адрес общежития, но Вост- рин небрежно ответил, что и так знает: место, мол, знаменитое, и, кстати, криминогенное, – потом вручил мне пропуск, и с этим пропуском я вышел на свободу.

Уже стоя на крыльце и щурясь на благодатное, щедрое солнышко, вдруг сообразил, что все участники событий – и я, и Никола Можайский, и оперативник Застыров, и следователь Вострин – одновременно ошиблись, и всерьёз, едва не фатально.

Они не спросили, где мой сотовый телефон.

А я, оставив телефон в пылающем подвале, не озаботился купить новый аппаратик, не восстановил сим-карту с прежним номером.

Если б я, согласно легенде, действительно поехал в Можайск – я бы взял с собой телефон, и этот телефон был бы сейчас при мне.

“А вдруг это всё игра? – подумал я. – А вдруг они нашли на пожарище мой телефон, оплавленный огнём?”

И вот – вместо того, чтобы радоваться удачному исходу дела, я устремился, бегом, оглядываясь и нервничая, в ближайшую лавочку сотовой связи, попросил срочно восстановить сим-карту, заполнил заявление, заплатил, долго ждал, изнывая и переживая, – и немного успокоился, только когда мне вручили новый аппаратик.

Проверил входящие – входящих не было. Последние звонки и сообщения датировались 26 апреля – днём пожара.

Я не знал, радоваться мне или тревожиться, бояться либо расслабиться.

Конечно, все важнейшие комбинации цифр я помнил наизусть: Читаря, Отщепенца, Застырова, Пахана, Геры Ворошиловой.

Никола Можайский своего номера мне не дал.

Я не стал никому звонить, отправился пешком через утренний, нагреваемый солнцем город прямо на нашу знаменитую набережную, состоявшую из трёх неравных частей: сначала старая, деревянная, построенная ещё при Сталине, а в позднейшие времена кое-как подлатанная, признанная исторической ценностью, – в сбережении этой ценности самое активное участие принимал покойный Пётр Ворошилов; затем железобетонная часть, место прогулок, гулянок и свиданий, сейчас безлюдное; наконец, дальше – просто асфальтовая тропа вдоль пологого заболоченного берега, территория любителей рыбалки.