Андрей Рубанов - Человек из красного дерева

– Мне такое не можно.

– Тогда отойди, – велит капитан. Его глаза уже привыкли к темноте, он размахивается мощно, от спины, и с выдохом бьёт топором по лежащему на снегу деревянному телу. Попадает ниже и левее шеи. Дерево – твёрдое и старое; топор, хотя и наточен, отскакивает, как от камня, и длинно звенит. Капитан размахивается снова – но отец Ионафан вскрикивает высоким голосом и падает на деревянную статую, заслоняя её собой от удара, подставляя собственную спину и затылок. Ноги подогнул, у валенок торчат дырявые пятки.

– Не дам! Не дам! Или меня изруби с ним заедино!

Капитан опускает занесённую руку.

Ветер швыряет ему в лицо, в усы, в глаза ледяную крупу, но капитан не отворачивается.

Со стороны села ветер доносит запах дыма: люди топят печи, греются.

Пар идёт изо рта отца Ионафана, он обнимает деревянное тело, вжался в него, готов ко всему, плачет, но его слёз в темноте не видать совсем.

– Не дам! – кричит он.

Метель уносит его вопль.

Статуя источает тепло, отец Ионафан прижался не как к деревяшке – как к живому телу, руками обнял, ладонями стиснул.

– Не можно творить такое! Не можно!

Метель усиливается. Свищет ледяное, безжалостное. Впереди – зима; как бы выжить.

Полицейский капитан тяжко вздыхает. Его голос – неуверен. Рука с топором опущена, но пальцы стискивают рукоять.

– Ну и как быть? – спрашивает он. – Как быть?

Проходи, – сказал я.

Гера вошла в калитку. Я показал ей на крыльцо, сделал приглашающий жест. Она прошла в дом, я – следом. Дверь закрыл, и рука сама собой задвинула засов. Непроизвольно.

Я, конечно, не сделал бы ей ничего плохого.

Наконец, мы посмотрели друг другу в глаза.

Глаза у неё были – отцовские, внимательные, не злые.

А дух – велик, заполнил собой весь дом.

– Знакомиться не будем, – сказал я. – Чтоб время зря не тратить. Как ты меня нашла?

Она протянула клочок бумаги: там моей собственной рукой был начертан мой адрес, телефон и фамилия.

– Я разобрала папин архив. Это было там.

– Всё правильно. Я встречался с твоим отцом. Много раз.

– Это ты его ограбил? – спросила Гера.

– Да, – ответил я. – Но умер он сам. Я его пальцем не тронул. Он увидел меня и испугался. Я, кстати, тоже… Я схватил, что́ мне было надо, и убёг. Когда я уходил, он стоял с ружьём и мне вслед смотрел. Я думал, он мне в спину пальнёт, и на звук соседи сбегутся. Но он не выстрелил. О том, что он умер, я узнал только потом. Я не собирался причинять ему боль, для меня это невозможно. И тебе тоже худого не сделаю.

Гера отшагнула назад, к стене, как будто услышала угрозу; хотя я не двигался с места и улыбался самой приятной улыбкой, на какую способен, причём улыбка была искренняя, если не счастливая.

Я, разумеется, не ожидал ничего такого, – но вот она пришла, дочь Ворошилова, сама, безо всякой моей инициативы, потому что так звёзды совпали; потому что, как говорят верующие, “Господь управил”, потому что так сошлось в тайном мире.

– Имей в виду, – предупредила Гера, – мои друзья знают, где я. Если через час я отсюда не выйду – приедет полиция.

– Это разумно, – сказал я. – Ты всё правильно сделала. Но ты же знаешь: я для тебя безопасен. Ты в глубине души это чувствуешь. Иначе бы не пришла.

Гера не ответила.

Она боялась, конечно. Она нервничала; я видел. И в сумке у неё наверняка лежал электрошокер, а может, и пистолет; а может, и то, и другое. И ещё телефон, с включённым режимом аудиозаписи. И, возможно, в машине, оставленной возле калитки, Геру ждала подруга или бойфренд. Издалека я не разглядел – но если б сам оказался на её месте, если бы попёрся, молодой слабосильной девчонкой, в дальнюю деревню Чёрные Столбы, отыскать возможного злодея, ограбившего дом отца, – то взял бы с собой кого-нибудь обязательно.

– Зачем ты это сделал? – спросила она.

– Так было надо, – ответил я. – Твой отец был нашим другом. Он нам помогал. Но потом была ссора. После ссоры Ворошилов отдалился от нас. Он присвоил останки наших братьев и сестёр, и отдавать не хотел. И мы его не простили.

– Вы? – спросила Гера. – А “вы” – это кто?

– Мы, – сказал я, – деревянный народ. Истуканы. Зачем ты спрашиваешь? Твой отец тебе всё рассказал.

– Он много рассказывал, – ответила Гера. – Но это какие-то легенды, страшилки… Деревянные статуи, вынесенные из церквей… Папа в последние годы много пил… Эти рассказы для меня были… ну… алкогольный бред.

– А ты бреда не бойся, – сказал я. – В бреду можно видеть тайный мир. Если отцу не поверила – поверь мне.