Владимир Гурвич - Закат Заратустры

Инна провела меня на кухню и усадила на «законное» мое место возле окна. Когда я бывал у них в гостях, я всегда сидел тут и наблюдал за бурной жизни двора. Обычно я являлся к ним голодным, как и положено холостяку, и по давно заведенному ритуалу мой визит начинался в зависимости от времени посещения с завтрака, обеда или ужина.

– Ты как всегда не ел? – полуспрашивая, полуутверждая, проговорила она, смотря куда-то мимо меня.

Я вспомнил, что за всеми волнениями, в самом деле, как-то забыл про завтрак.

– Да, не успел поесть, – не стал обманывать я, – но не надо ничего готовить. Я пришел поговорить.

Но Инна, то ли не слышала, то ли не обратила никакого внимания на мои слова, она открыла холодильник и стала доставать из него закуски, которыми он был набит до краев. Я понял; это все осталось с поминок.

Мне, в самом деле, хотелось есть, хотя я пришел не за этим, но природа, как это часто бывает, взяла свое, и я с тайной радостью и с тайным стыдом набросился на угощение. Инна сидела напротив меня, она ничего не кушала, только отхлебывала из большого бокала чай. Она по-прежнему не смотрела на меня. И временами я даже не был уверен: помнит ли она о том, что не одна на кухне. Но она помнила, ибо неожиданно спросила:

– Так, чего же ты, Сережа, хочешь узнать?

Этот прямой вопрос заставил меня отложить вилку с нацепленным на ней огурцом. Я вдруг почувствовал сильное смущение: положение, в которое поставила меня Инна, требовало прямого вопроса, но я не решался его задать. Да и как должен в этих обстоятельствах звучать прямой вопрос: почему Игорь выбросился из окна?

– Ну чего молчишь? – как-то странно вдруг усмехнулась Инна. – Я же знаю: тебя мучает любопытство. Вас всех просто замучило любопытство, всем хочется узнать, почему он вдруг взял и покончил с собой. Боже, как я вас всех ненавижу. А вас с Зиновием особенно. Нет, тебя больше, – подумав, отдала она мне пальму первенства.

– Я могу уйти, – негромко проговорил я.

– Я не хочу оставаться одна. – Она оглядела кухню, остановила свой взгляд на прикрытой двери. – Как ты думаешь, он сейчас не войдет? – вдруг прошептала она.

Мне стало не по себе. А что если она сходит с ума? Но Инна, кажется, догадавшись, о чем я подумал, снова усмехнулась.

– Думаешь, я тронулась. Это был бы для меня лучший выход. Мне все время кажется, что он вот-вот войдет. Иногда я даже слышу его шаги. Понимаешь, это очень странно: знаю, что они не могут раздаваться, а я их все равно слышу. – Она сжала голову руками и несколько секунд просидела так неподвижно. – Это вы его погубили. Вы! – Она взглянула прямо на меня, и в ее глазах я отчетливо увидел холодный блеск ненависти.

– Прости, Инна, но я не понимаю твоих обвинений. Я даже не подозревал, что с ним что-то происходит. Он мне ничего не говорил.

– А что он тебе должен был сказать? Что он больше не хочет жить. Ты думаешь, я что-нибудь понимаю. Если бы не эта поездка. Он вернулся оттуда совсем другим. Я сразу это почувствовала. Дай мне закурить.

Я хлопнул себя по карманам, но сигарет в них не обнаружил. Я редко курю, чаще всего когда у меня не идет роман, а потому не всегда таскаю их с собой. Но сейчас я сожалел, что оставил пачку дома.

– И сигарет у тебя нет, – констатировала Инна. – Жены нет, детей нет. Интересно, а у тебя вообще что-нибудь есть? Ладно, пойду, поищу свои. – Она вышла из кухни и долго не возвращалась. А когда вернулась, что-то неуловимо переменилось в ее поведение, и мне показалось, что она не только закурила сигарету, но и выпила вина или водки. Раньше с ней ничего подобного не случалось, она вообще не слишком любила пить и всегда относилась неодобрительно, когда мы с Игорем после жарких литературных дебатов, чтобы отвлечься от них и остудить разгоряченные головы, устраивали небольшие попойки.

– Послушай, – сказал осторожно я, – ты сказала о поездки. Ты имеешь в виду его поездку в Крым. Он мне ничего о ней не рассказывал. Я полагал, что он просто уехал отдыхать.

Инна как-то странно посмотрела на меня.

– Ты в самом деле ничего не знаешь?

– Стал бы я врать.

– Да, врать бы ты не стал, – согласилась она. – Я не знаю, что там с ним произошло. Он и мне почти ничего не рассказывал. Однажды, видя что с ним что-то творится неладное, я попыталась его расспросить, но он резко потребовал оставить его в покое. Он стал вдруг кричать, говорить какие-то странные слова. Потом немного успокоился, попросил прощение и сказал, что однажды сам мне все расскажет. Когда поймет, что на него снизошло прояснение.