Наталья Александрова: Черное Рождество

– И-и-их! Вот оно что! Золотишко от Махрюты припрятать хотела, так твою и разэтак!

Он разорвал шнурок, на котором висел мешочек, и потянул завязки. Изнутри полилось такое сверкание, что бандит, кажется, даже посветлел лицом.

– И-и-их! – произнес он умиротворенно. – Вот ведь так твою… Закончить он не успел. Неподалеку шарахнуло несколько выстрелов, по коридору прогрохотали сапоги, от двери полыхнуло, и вслед за выстрелом на пороге возник человек в белом полушубке с погонами.

Махрюта немного подумал и рухнул на пол мертвым, отбросив в сторону руку с синим мешочком.

– Прапорщик Макаров! – представился человек в полушубке, разглядев бледную пассажирку. – Вы не пострадали?

– Слава Богу, – девушка опустилась на сиденье, и ее забила крупная дрожь, – слава Богу! Он убил Степана и Анну Павловну, а меня он хотел… он хотел… слава Богу, что вы успели, прапорщик! Кто это был – бандиты? Зеленые?

– Бандиты, – невнимательно ответил прапорщик. Его взгляд был прикован к синему замшевому мешочку. Прапорщик наклонился, поднял мешочек и заглянул в него.

– Это – ваше? – спросил он, подняв на девушку печальный взгляд маленьких близко посаженных глаз.

– Да, а что? – В голосе девушки снова прозвучал испуг: взгляд прапорщика ей очень не понравился.

– Да нет, ничего… – Макаров быстро, воровато выглянул в коридор, затем торопливым, стеснительным движением поднял пистолет и выстрелил в бледную пассажирку.

Серое небо, серое море, штурмовыми отрядами свинцовых волн накатывающееся на мол, серый город Новороссийск, цементный завод, огромный порт. Город сер от пропитавшего все вокруг цемента, сер от тысяч солдатских шинелей.

Здесь, в Новороссийске, в марте двадцатого, закончилось отступление Добровольческой армии.

Победоносная летом и ранней осенью девятнадцатого года, занявшая Курск, Орел, едва не дошедшая до Москвы, утратившая в бесконечном отступлении по зимним степям, по непролазной кубанской грязи тысячи солдат и офицеров, тысячи лошадей, сотни орудий, утратившая боевой дух и веру в победу, потерявшая надежду армия пришла в страшный город Новороссийск, чтобы погрузиться на корабли и переправиться в Крым, удерживаемый против десятикратно превосходящих сил противника Крымским корпусом генерала Слащова. Остальная Россия была потеряна навсегда.

Когда же армия пришла в Новороссийск, оказалось, что для ее эвакуации ровным счетом ничего не подготовлено. Казалось, что эвакуацией никто не руководит. Огромные склады деникинской армии, заполненные полученным от союзников английским обмундированием и медикаментами, французским провиантом, а также боеприпасами, стояли невывезенные, в то время как армия была раздета, необута, голодна, страдала от отсутствия патронов и снарядов. Теперь, когда стало ясно, что вывезти склады уже не удастся, их подожгли, чтобы не оставлять красным. Огромный столб пламени поднимался к небу, дым сносило норд-остом в море. Мародеры прорывались через охранение, перелезали бетонную стену и вытаскивали из огня, что попадалось под руку.

Дюжина пароходов стояла возле пристани, набитая до отказа беженцами, служащими тыловых учреждений и интендантств. Пристани были заполнены тысячами людей, пытавшихся пробиться на пароходы. Чуть дальше в Новороссийской бухте стоял военный флот западных держав – несколько крупных английских судов, одно французское, одно итальянское и даже одно американское. Этот флот мог бы взять на борт всю армию, но он лишь присутствовал как зритель, только под конец приняли, чтобы соблюсти приличия и вместе с тем не испачкать палубы, около шестисот человек.

Лазареты были переполнены ранеными и больными, у которых не было совершенно никаких шансов на спасение.

Регулярные войска сохранили еще дисциплину и боеспособность, казаки же растеряли свои части, многие побросали по дороге оружие и были совершенно деморализованы.

Пароходы вполне могли сделать несколько рейсов, выгружая беженцев в Керчи и возвращаясь обратно, но вместо этого они несколько дней неподвижно стояли у пристаней, перегруженные народом, ожидая приказов невесть от кого.

Сохранивший строй и порядок Первый армейский корпус генерала Кутепова.

Попав в водоворот событий, Борис необычайно изменился. Опасные приключения среди греческих контрабандистов и турецких шпионов, в Крыму и в Батуме, перековали его, сделали человеком действия. И больше всего повлияла на судьбу Бориса встреча с таинственным полковником Горецким, прежним его преподавателем на юридическом факультете Петербургского университета, теперь выполняющим специальные поручения Военного Отдела Особого совещания при главнокомандующем ВСЮР. Этого требовало дело. Борис выдержал и это испытание, хотя побывал в плену у красных и у махновцев. Сестра Варя отыскалась чудом, и полковник Горецкий помог ей уехать в Константинополь, потому что молодой девушке не место было среди солдат и казаков.