Джинн Калогридис - Я, Мона Лиза

Отец услышал мои слова. Застонав, он попытался похлопать меня по руке, но ему не хватило сил.

— Скоро мы с Маттео уедем, — продолжила я. — Постараюсь найти способ добраться до Джулиано. Франческо я теперь не нужна. О нас не беспокойся. С нами будет все в порядке, и мы всегда будем любить тебя.

Он взволнованно покачал головой, попытался что-то сказать, но вместо этого закашлялся.

Тут вошла Лоретта, принесла полотенца, мы обтерли его как смогли и снова уложили. После этого связно отец уже не говорил. Глаза его потускнели, он перестал реагировать на мой голос. Вскоре он закрыл глаза и, как мне показалось, заснул.

Я просидела рядом с ним весь день. Наступили сумерки, затем вечер. Когда пришел Франческо, скрывавший под ложным сочувствием свое возмущение моим побегом из дома, я не пустила его в отцовскую комнату.

Я оставалась с отцом до часу ночи, когда поняла, что уже какое-то время не слышу его дыхания. Я позвала Лоретту и Дзалумму, а затем спустилась вниз, в столовую, где сидел Франческо, попивая вино.

— Умер? — с нарочитым сочувствием спросил он. Я кивнула, не проронив ни слезы.

— Я помолюсь за его душу. Ты знаешь, отчего он умер?

— От лихорадки, — ответила я. — Ее вызвала болезнь кишечника.

Франческо внимательно вгляделся в мое лицо и, вероятно, остался доволен тем, что увидел. Наверное, все-таки я оказалась не такой уж плохой шпионкой.

— Мне очень жаль. Ты останешься здесь?

— Да. До самых похорон. Мне нужно поговорить с прислугой, либо найти всем место в нашем доме, либо пристроить кого-то в новую семью. Есть и другие дела…

— А мне нужно вернуться домой. Я жду известий о прибытии нашего гостя, а, кроме того, у меня накопилось много дел в синьории.

— Хорошо. — Я знала, что Савонарола уже под арестом благодаря своевременному переходу Франческо на сторону «беснующихся». По крайней мере, мне не придется больше притворяться, что мы с мужем набожные люди. — Значит, увидимся на похоронах?

— Конечно. Пусть Господь дарует нам всем силы.

— Да, — сказала я.

Мне нужны были силы. Мне они понадобятся, чтобы убить Франческо.

Ту ночь я провела в отцовском доме, спала на маминой кровати. Дзалумма съездила к Франческо и привезла мне кое-какие личные вещи, траурное платье и вуаль для похорон. По моей просьбе она привезла также большой изумруд, подаренный мне Франческо в ту первую ночь, когда я осквернила себя близостью с ним, а еще бриллиантовые серьги с опалом. Маттео остался дома под присмотром няни; мне не хватило духу привезти ребенка в такой несчастливый дом.

Я не стала смотреть, как Лоретта омывает тело отца, пока я ждала возвращения Дзалуммы. Вместо этого я прошла в отцовский кабинет и нашла лист писчего пергамента, перо и чернила.

«Джулиано ди Лоренцо де Медичи.

Рим.

Любовь моя, мне солгали, сказав, что ты мертв. Но сердце мое к тебе не переменилось.

Предостережение: Сальваторе де Пацци и Франческо делъ Джокондо задумали заманить тебя и Пьеро во Флоренцию и убить обоих. Они собирают войско и хотят повторить — на этот раз успешно — план мессера Якопо де Пацци: поднять народ против Медичи.

Тебе нельзя приезжать».

Перо замерло над листом. По прошествии стольких лет как он сможет быть уверен, что это мой почерк? Что мне такого сказать, чтобы он сразу понял, кто автор письма?

«Я прошу только об одном, как просила раньше: укажи мне место и время в каком-нибудь другом городе. В любом случае я скоро к тебе приеду. Не вздумай отвечать мне с обычной почтой — твое письмо будет изъято и прочтено, а я и наш ребенок — твой сын — можем жестоко за это поплатиться.

Мы с тобою оказались врозь из-за чудовищной лжи. Теперь, когда я знаю правду, я не в силах выносить расставание дольше, чем это нужно.

Твоя любящая жена, Лиза ди Антонио Герардини».

Когда вернулась Дзалумма, я вручила ей сложенный пергамент.

— Обычной почтой послать не могу. Его обязательно перехватит Коллегия восьми, и мне отрубят голову. Нужен человек, который за плату согласится спрятать письмо на себе и отправиться с ним в Рим, чтобы доставить послание из рук в руки. — Я отдала рабыне изумруд и серьги. — Ты единственная, кому я могу довериться.

Раньше я полагала, что могу доверять Леонардо; теперь я не могла произнести его имя без злобы. Он, зная всю правду, тем не менее скрыл ее от меня, а ведь мог бы залечить мое сердце.

«Джулиано… мертв. Не многие об этом знают. Большинство верит, что он все еще жив».