Елена Хорватова - Заговор дилетантов

А вот так, один на один, справиться со мной непросто, не каждому излишне самоуверенному мужчине это удается.

— Учтите, я намерена дорого продать свою жизнь! — усмехнувшись заявила я и резким движением вытащила из сумочки некий предмет. Люденсдорф, очевидно, ожидавший выстрела, инстинктивно ударил меня по локтю, намереваясь выбить его. Но откуда у меня в Берлине могло взяться огнестрельное оружие? В моей руке была всего лишь фарфоровая перечница, предусмотрительно позаимствованная из ресторанного столика в отеле (надеюсь, это не послужит основанием для обвинения меня в краже гостиничного имущества?), удар Люденсдорфа, от которого я вся содрогнулась, послужил на пользу моему плану обороны — из перечницы прямо в глаза противника вылетело такое мощное облако едкого перца, какое мне вряд ли удалось бы извлечь без посторонней помощи.

Люденсдорф принялся отчаянно тереть глаза и оглушительно чихать. Чихал он просто беспрерывно, и у него, беспомощного, полуослепшего, даже не хватало сил на проклятья, не то что на преследование…

Я получила минуту-другую форы, кинулась бежать по улице, свернула за угол, молясь о чуде, и — увидела свободный таксомотор.

Останавливая авто, я буквально бросилась ему наперерез, и всю дорогу до отеля «Кайзерхоф» шофер недовольно бубнил о моем неосмотрительном поведении, едва не приведшем к несчастью. Желая примирить его с жизнью, в которой случаются столь вопиющие нарушения порядка, я заплатила шоферу щедрые чаевые — все равно оставшаяся немецкая валюта вскоре не будет мне нужна…

Ну что ж, если у вредоносного Люденсдорфа не хватит наглости заявиться ко мне в отель с нарядом полиции (а что-то подсказывало, что полиция не склонна принять его сторону, иначе уже давно бы вмешалась), завтра я отбуду из Берлина восвояси.

Берлинскими приключениями я уже была сыта по горло и уснула с приятным чувством, что они подходят к концу.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ

Бесплодный обыск на таможне. — Носильщик из Вержболово. — Разлагающее влияние Германии. — Усталый, измученный человек, проехав пол-Европы, возвращается под родной кров… — Копеечка, чтобы обмануть судьбу. — Розы, как насущная необходимость. — В этом деле все, чего ни коснись, похоже на нелепые басни.

На границе немецкие таможенники проявили особый интерес к моему багажу — похоже, их предупредили, что в вещах этой мэм при должном усердии можно найти много интересного.

Не хотелось их разочаровывать, но предложить им мне было нечего — ни бумаг Крюднера, ни хотя бы заурядной контрабанды у меня при себе не было, и ничего особо замечательного найти они так и не смогли, хотя перетрясли каждый платочек и каждую связку в моих чемоданах.

Перебравшись, наконец, через границу на российскую сторону, в Вержболово, я была так счастлива, что мне хотелось целовать землю под ногами. От полноты чувств я сердечно, как с родным, поздоровалась со станционным жандармом, повергнув его в немалое изумление, и дала носильщику, перетаскивавшему мои распотрошенные немецкой таможней вещи в состав; приспособленный для нашей родной широкой колеи, целый рубль на чай.

— Голубчик, — обратилась я к носильщику, опуская в его руку целковый, скажи мне хоть пару слов по-русски! Я так устала за границей от чужой речи.

— Мерси, мадам, — горячо поблагодарил меня российский трегер, пряча деньги в карман.

Ишь, как близость границы сказывается — и этот нахватался чуждых веяний.

Возвращаясь домой с Алексанадского вокзала, я горько пожалела о своем меховом манто, легкомысленно упакованном в багаж. Немецкий макинтош цвета опавших листьев — плохая замена манто в ноябрьской Москве. Холодный колючий ветер забирался во все складки моего макинтоша, напоминая, что я снова родине. К счастью, лихач домчал меня с Тверской заставы на Арбат очень быстро, и меня не успело пробрать до костей.

Господи, какой милой и уютной, несмотря на холод, показалась мне моя Москва — каждый дом, каждая вывеска, каждая трещина на фасаде встречали меня как старую знакомую. Ну, здравствуйте, мои дорогие!

Вот и творение Бове — Триумфальная арка на Садово-Триумфальной (и что нам чужие ранденбургские ворота — тьфу на них!), вот экипаж повернул на Садовую, мелькнула Ермолаевская церковь, Малая Бронная, Спиридоновка, угол Вдовьего Дома у Кудринской площади…

Даже трамваи маршрута «Б», безуспешно пытавшиеся бежать с моим лихачом наперегонки, выглядели намного симпатичнее своих берлинских собратьев.