Йорг Кастнер - В тени Нотр-Дама

Наконец.я обнаружил его в маленькой часовне, где он очищал от пыли скульптуры Трех волхвов.

— Если вы и дальше так ревностно будете полировать головы волхвов, они не смогут носить свои короны, месье Одон.

Так как статуи величиной с человеческий рост стояли на метровом постаменте, Одон поднялся на раскачивающуюся табуретку.

От моего неожиданного появления он чуть не упал. В последний момент он сумел ухватиться за украшение на голове Каспара, подтверждая тем самым, что не только господину благородных кровей может быть выгодно стремление к короне.

Лишенный всякого высокомерия, скорее со страхом в расширенных глазах, причетник глядел на меня сверху вниз.

— Вы здесь?

— Почему бы нет? Вы забыли, что я гость отца Фролло? Всегда до вчерашнего дня вы занимались тем, что заботились о моем благополучии.

— До вчерашнего дня, как вы сказали, мессир. Теперь у меня другое поручение.

Одон сказал «другое», а имел в виду — «более важное». Похоже, причетник изо всех сил хотел это продемонстрировать, когда как одержимый чистил корону Каспара, чтобы стереть отпечатки пальцев, оставленные им в поисках спасения. Так как он совсем не обращал внимания на мою персону, я гневно пригрозил:

— Один удар по скамейке, и все волхвы, вместе взятые, не спасут вас от падения!

— Что вам от меня нужно? — теперь в его взгляде сквозила ярость, напополам с чем-то еще. Со страхом?

— Я хочу с вами поговорить.

— Вы это как раз и делаете.

— Я разговариваю с двучастным очистителем пыли, который состоит из вашего тела и скамейки.

С перекошенным лицом Одон спустился вниз и мрачно посмотрел на меня, пока его руки нервно теребили шерстяную тряпку.

— Итак?

— Вы избегаете меня уже много дней. Почему?

— Какие у меня могут быть с вами дела? Вы — переписчик и живете наверху в башне, мои же обязанности внизу. Это два разных мира.

— Миры, которые соприкасаются. Вы все это время носили мне еду и питье.

— Я нерегулярно выполнял свои обязанности?

— Нет, все в порядке.

— За остальное мне не платят.

Я вспомнил о нашей первой встрече и понял намек. Один раз я засунул руку в свой кошелек, и один соль поменял своего хозяина. Одон не казался больше таким отрешенным. На его губах даже заиграла улыбка, когда он увидел монетку на своей грубой ладони.

Нет, его робость передо мной не была разыграна, но один соль купил добрую часть его пугливости. Вдруг, словно он испугался, что я смогу поменять свои намерения, его пальцы сжали медный кружок.

— Итак, мэтр Сове, чем могу вам служить?

— Расскажите мне о Квазимодо. Он не настоящий сын отца Фролло?

— И да, и нет.

— За один соль я назову такой ответ довольно неточным.

— Следуйте за мной, мэтр, и я расскажу вам.

Мы прошли через продольный корабль церкви (неф) и вышли через портал Пресвятой Девы на площадь перед Собором. Тут же я почувствовал себя окрыленным и, раскинув руки, наслаждался свежим вечерним ветром, который дул с левого берега Сены. Я хотел бы подняться в воздух, словно птица, и улететь прочь! Свободным как птица я почувствовал себя впервые с той поры, как поступил на службу к Клоду Фролло. Конечно, там наверху, на башне, я дышал свежим воздухом, но всегда было чувство, что я не частичка мира, а пленник Нотр-Дама.

Одон отвел меня к грубо сколоченной деревянной кроватке, перед которой стояла большая медная кружка.

— Здесь, если вам это так интересно, колыбель Квазимодо. Сюда добрые парижане кладут своих детей, если потомство нежелательно или они не могут прокормить его. Кто хочет, может подойти и забрать ребенка себе, — Одон показал на кружку. — И пожертвования для бедных сирот тоже всегда приветствуются.

— Значит, он подкидыш?

— А могло ли быть иначе? Какая мать захочет вырасти такое чудовище, как Квазимодо?!

— А Клод Фролло принял его к себе?

— Иначе никто бы не захотел взять неуклюжее существо. Подумайте, даже в госпитале Сен-Эспри-а-Грас [28], который должен давать приют всем сиротам, не открыли бы ворота для Квазимодо, а достопочтенные воспитатели сирот нашего города отвернулись бы в ужасе. Нет, нет, мэтр, поверьте мне, Квазимодо повезло, что наш отец Фролло, тогда еще юный капеллан, позаботился о нем.

— И он воспитал его?

— Он воспитал чудовище. Это было пятнадцать или шестнадцать лет назад, когда черная смерть забрала семью Фролло. Только его младший брат остался в живых.

Одон понизил свой голос и приблизил свой рот к моему левому уху: