Йорг Кастнер - В тени Нотр-Дама

Я был рад, когда ступил за причетником в сумеречную галерею башни по левую руку и не должен был больше глядеть на эту рать. Влажным и застоявшимся был воздух в узких стенах колокольни. Ступень за ступенью причетник поднимался наверх, я — следом за ним. Иногда свеча в подсвечнике на стене бросала луч света в полутьме — ровно настолько, чтобы я мог различить каменную лестницу. Уже более сотни ступеней было у нас позади, когда мы, наконец, вышли наружу.

У меня закружилась голова, когда я взглянул вниз на крыши мрачного города под нами. Казалось, люди на свете исчезли. Здесь, наверху, на башне, царили каменные существа, родственники тех статуй, которые приветствовали меня раньше в церковном нефе.

Чудовища с отвратительными мордами, крыльями и когтями примостились на балюстраде, обратив мрачный взгляд или насмешливые ухмылки на Париж. При дневном свете они могли выглядеть безобидными водостоками, но ночь раскрывала их истинную — демоническую — сущность.

Мне почти показалось, что те монстры, у которых были крылья, поднялись в воздух, и взмахи каменных перьев заставили его дрожать. В действительности речь должна была идти об отзвуке смолкших колоколов, колебание которых отражали воздух, дерево и камень. Я внимательно посмотрел на очертания башен, в которых следовало находиться клеткам с колоколами. Торчал ли там все еще звонарь, горбун Квазимодо?

Видимо я произнес имя вслух, потому что мой проводник кивнул и сказал:

— Вы правы, месье, здесь, наверху, царит Квазимодо. Собор — его мир, и эти башни с колоколами — его королевство. Но горбун — только князь. Его сюзерен и король — отец Фролло. Давайте посмотрим, где мы его найдем.

Мы проследовали по запутанным путям и подъемам башни в маленькую каморку в самом дальнем углу, почти под самой крышей башни. Лучи света пробивались через щели закрытой двери, за которой раздавались голоса.

— Вот здесь он прячется, — пробормотал причетник больше себе под нос. — И у него гости.

Когда он обернулся ко мне, страх отразился на грубых чертах его лица:

— Будет лучше, если мы придем снова, месье. Отец Фролло не любит, если его беспокоят в этой келье.

— Почему? Что он здесь делает?

— Никто не знает этого, — прошептал причетник и приложил палец к губам, чтобы я говорил тише. — Дверь постоянно заперта, а единственный ключ Фролло носит всегда при себе. Сам епископ никогда не отваживается войти в это помещение без его разрешения.

— Тогда мы просто постучим в дверь и попросим разрешения, — предложил я.

— Отец Фролло оценит это еще меньше, когда я досаждаю ему поздно вечером, — глаза под выпуклым лбом причетника расширились, и он задумчиво покачал своей угловатой головой. — Вам не следует будить лихо, месье. Отец Фролло…

— Кто, я? — спросил резкий голос, сопровождаемый тихим скрипом двери в келью. Она открылась только на узкую щель, через которую Клод Фролло недовольно выглянул наружу. Когда он узнал причетника, то продолжил грубым тоном:

— Почему вы беспокоите меня так поздно, Одон? Разве вам не известно, что я не хочу видеть здесь наверху ни одного человека!

— Мне прекрасно известно это, но этот господин не хотел мне верить, — возразил Одон и отступил испуганно на шаг назад, так что луч света из кельи упал на меня.

Немедленно черты лица Фролло слегка смягчились.

— Ах, это вы, месье Сове. Я уже подумал, вы занялись больше моими деньгами, нежели книгами. Одон, проводите моего нового переписчика в келью Пьера Гренгуара. Отныне она станет ему спальней и рабочим кабинетом. Подождите меня там, месье.

Он закрыл дверь, но прежде я успел бросить беглый взгляд на его гостей. Я увидел двоих мужчин, и оба лица показались мне знакомыми. Но в ужасе, от которого у меня кровь застыла в жилах, и вихрем поднялись мысли, определил только имя человека с мясистым лицом. Дважды я уже видел его — и оба раза человек сидел на белом в яблоках коне.

В свою очередь, как и причетник Одон, я быстро отступил назад в тень, надеясь, что Жиль Годен, нотариус Шатле, не узнал меня, ибо неизвестно, какими причинами он руководствовался, коли увидел во мне убийцу целестинца.

— Что случилось, месье? Вам нехорошо? — спросил Одон, когда я ударился спиной о стену и больно стукнулся затылком.

— Оступился в темноте, — пробормотал я. — Лучше, если вы пойдете вперед. Я не летучая мышь, чтобы превосходно ориентироваться в темноте.

— И не место здесь для человека из плоти и крови, к тому же ночью, о нет, — пробормотал Одон и взял снова на себя обязанности проводника.