Йорг Кастнер - В тени Нотр-Дама

— Вы верите, что король поступил на службу к дреговитам?

— Мы должны все принимать в расчет.

— Возможно, Людовик не знает, какую мрачную игру затеял Фролло, — сказал Вийон. — Власть Куактье над королем может быть так велика, что он рассказывает ему небылицы. Тогда бы король находился под влиянием дреговитов, сам того не подозревая. Это мы должны выяснить, — он отдал мне назад деревянного дракона. — Сохраните завещание целестинца, Арман, и сообщите мне тут же, если вы обнаружите этого дракона в Соборе. Дела принимают другой оборот, в этом нет никакого сомнения. Скоро будет принято решение, и оно может зависеть от вас. Возможно, вы будьте самой важной фигурой в этой партии!

В кривых улочках снова отражался шум Двора чудес, который лишь с наступлением сумерек пробудился к настоящей жизни. Костры в лагере бросали свой трепещущий свет на остатки старой, давно слишком узкой городской стены. Мы слышали пение и окрики, еще раньше, чем ступили во дворец нищих и висельников, где копошилось великое множество человеческих и человекоподобных существ под освещенным луной небосводом. Едва мы ступили на неровный грязный тротуар прибежища, как нас тут же окружила толпа калек, и Двор чудес доказал справедливость своего названия. Горбатые и кривые тела распрямились. В печальных глазах засверкал одинаковый огонек. Руки вылезли из пустых рукавов и направили на нас острые клинки. Ноги выросли из штанин, а костыли превратились в угрожающе поднявшиеся дубины.

Мой спутник распахнул свой плащ и показал раковину пилигрима, которая были пришита к внутренней бархатной отделке. Нищий сброд признал знак кокийяров и посторонился. Разочарование отразилось на жадных, разрисованных под сыпь мордах.

Я хотел было направиться к башне с несколькими освещенными окнами, внизу которой находился в полуподвале кабак, откуда во двор доносилось пение пьяных голосов вперемешку с ясным звоном оловянных стаканов.

Но Леонардо повел меня в другом направлении, к лагерю цыган.

— Колетта находится под опекой герцога Нищие набросились бы на своего короля, если бы тот еще дольше отказывал им в этом кабаке. Клопен Труйльфу не лучше, чем ваш новый знакомый Людовик. Какой король, запрещающий своим солдатам пьянство и проституток, долго удержит свою корону?

Цыгане тоже прогоняли духов ночи музыкой и пением, но вооруженные часовые по границе стана из фургонов внимательно следили за нищими. Они мрачно уставились на нас, и в свете костров клинки их оружия засверкали кровавым блеском. В подземном убежище Вийона я видел дерущихся иноземных мужчин отчасти неизвестным оружием, храбрых и послушных, не задумывающихся о своей жизни. Они, похоже, знали все способы убийства своего противника — молниеносно или бесконечно долго, милостиво или мучительно. Теперь я был очень рад, что Вийон дал мне в попутчики Леонардо. Часовые узнали нас и пропустили.

— Зачем искать себе союзника, чтобы потом постоянно не доверять ему и следить за ним пуще, чем за самым лютым врагом? — спросил я шепотом, чтобы цыгане — или египтяне, или как им угодно себя называть, не поняли меня.

— Потому что на него надеются, — Леонардо указал на круг, где подданные Матиаса Хунгади Спикали предавались своим вечерним делами, где закутанные в пестрые шали женщины готовили еду и истошно вопили дети, чернобородые мужчины с кольцами в ушах чинили фургоны или оружие. — С тех пор как Матиас два года назад провел свой народ через ворота Жибар Париж, число его людей удивительно выросло. Все больше цыганских таборов просочилось в город, и армия герцога усилилась, и все же его военная сила гораздо меньше в сравнении с сотнями и сотнями нищих, которых сможет поднять в случае крайней опасности ветреный Клопен. Поэтому неудивительно, что Матиас сделал короля нищих своим кровным братом.

— Кем?

— Матиас и Клопен стали братьями по крови, по старинному священному ритуалу цыган, который связывает обоих мужчин как братьев. При этом каждый делает надрез другому на правом указательном пальце в виде креста рано утром натощак. Этот палец он засовывает другому в рот, который должен выпить эту кровь. Таким образом, счастье и несчастье обоих навечно связано друг с другом, и каждый должен помогать другому.

Я представил себе, какова на вкус чужая кровь на моем языке, и сплюнул.

— Милое братство, при котором один так недоверчиво приглядывает за другим!