Антон Чиж - Лабиринт Химеры

— Сыскная полиция, мадам, небольшая проверка.

— Я опаздываю на поезд.

— Поезд подождет. Прошу вас предоставить паспорт.

— Что ж, — ответил дама, вставая с диванчика. — Раз так, значит, это судьба. Судьба вертит нами, как шестеренками. Не правда ли, Ванзаров?

Она сошла на землю и сдернула шляпку.

— Что, господин полицмейстер, потеряли дар речи?

Действительно, у Сыровяткина отвисла челюсть. Удивление его было глубоким, но кратким.

— В чем вы обвиняете меня, Ванзаров?

— В убийствах, — спокойно ответил он. — В убийстве Надиры Вольцевой, Зои Гейнц, доктора Юнгера и многих других, которых мы обязательно установим. Не сомневайтесь, господин Лебедев страсть как любит определять трупы, даже обгоревшие. Себя в расчет не беру, никаких обид.

— Они всего лишь расходный материал великого открытия.

— Мне безразлично открытие, вы убийца.

— О, Ванзаров, вы опоздали!

— Продолжим диспут в полиции. Поедете добровольно или надеть французские браслеты?

Сыровяткин постарался незаметно расстегнуть кобуру.

— Вы ничего не можете мне сделать. Да-да, ни вы, Ванзаров, ни вы, полицмейстер. Вы опоздали, господа… Я уже не человек, я сверхчеловек, который покорил законы природы, я Заратустра, шагающий по горным высям, я полубог, и в этом сейчас убедитесь, жалкие червяки…

Дама выхватила из-за пояса нож с длинным и узким лезвием, наподобие кортика, и с размаху всадила себе в предплечье. Лезвие вошло по рукоятку. Вытащив нож, она нанесла второй удар в левое запястье, прошив насквозь, и подняла руку с ножом, как победное знамя. С губ ее не сходила улыбка.

— Я не знаю боли! Человек стал всемогущим!

Дама вытащила нож из руки, не замечая выступившей на руке красной полоски, приставила к горлу и одним движением распорола блузку. На открытой коже была вырезана змея, извивающаяся кольцами.

— Я создала себя, я сама Химера! На колени, жалкие твари!

Полицмейстер выхватил табельный револьвер и начал стрелять. Одна за другой, шесть пуль вошли в тело, разрывая платье. Сыровяткин нажимал на курок, но ударник только щелкал, барабан был пуст. Дама немного покачивалась. Она улыбнулась и широко раскинула руки.

— Меня нельзя убить!!! Я бессмертна!!!

Сыровяткин выхватил револьвер из кобуры городового и вытянул на прицел, сколько позволил плетеный снурок.

— Ах ты, тварь! — проговорил он.

И выстрелил.

Пуля вошла точно между редких бровей. Дама удивленно свела глаза, будто не ожидала такого подвоха, рот ее дернулся, чтобы издать звук, но звука не было. Она повалилась плашмя в дорожную пыль.

Никто не шелохнулся. Даже лошади притихли.

Ванзаров обвел взглядом извозчиков, окаменевших от ужаса.

— Господа, все готовы подтвердить под присягой, что жизни господина полицмейстера угрожала опасность и он вынужден был защищаться?

Ему ответил нестройный хор согласных.

Аполлон Григорьевич опустился перед лежащим телом и потрогал пульс.

— Отсутствие чувствительности не делает прочнее лобовую кость, — сказал он, вставая и отряхивая колени. — Хотя с шестью пулями в теле еще никому не удавалось выжить, даже бессмертному. Конец химере.

— Будет новая, — тихо ответил Ванзаров.

— Что-то не победное у вас настроение, друг мой, — ухмыльнулся Лебедев.

— Зло всегда возвращается. Через год, через век…

— Ну, через век не наша печаль будет, — сказал Лебедев. — Пусть наши потомки разбираются.

Ванзаров подошел к Сыровяткину и крепко пожал ему руку.

— Поздравляю, Константин Семенович, прекрасный выстрел. Вы оказались проворнее всех нас.

Проворного полицмейстера трясло мелкой дрожью. Все-таки столько переживаний сразу было ему не по силам.

1902 год, май, спустя несколько дней.

Полицейское чутье Сергея Эрастовича говорило, что черная полоса закончена. К великому облегчению. Наконец удалось сделать большое дело, о котором можно будет доложить во всей красе. И показать, кто на самом деле борется со смутой, а кто только проедает выделенные средства. Доклад Ратаева он слушал с возрастающим удовлетворением.

Оказалось, что удалось предотвратить большую беду: покушение на господина Плеве. Особым отделом была проведена блестящая операция по выявлению бомбистов. Дело было устроено так тонко, что преступникам позволили провести всю подготовку и почти осуществить задуманное. Они были остановлены в шаге от того, чтобы взорвать государственное лицо.