Валерия Вербинина - Тайны Баден-Бадена

— Да, мы встречались у Меркуловых, — сказал Михаил, поднимаясь с места, — но, кажется, почти не разговаривали. Я не заметил вас, когда пришел сюда, — прошу прощения. Я вовсе не хотел быть невежливым…

Григорий Александрович любезно улыбнулся. Он отлично знал, что Авилов не заметил его, потому что сам Осоргин при его появлении отвернулся и закрылся газетой; но слух у игрока был тонкий, и разговор, который вел писатель с Анастасией Назарьевой, невольно заинтересовал его.

— Не помешаю? — спросил Осоргин.

— Нет, разумеется!

«И какого черта я сказал «разумеется»? — подумал Михаил с досадой. — Все дело в том, что он барин, до кончиков ногтей, да еще пообтесавшийся в Европе… В кресло садится, как король на трон. Жесты — не каждому актеру такие удаются… Не удивительно, что Натали от него без ума, и не только она. Забавно будет, если она решится бросить мужа и сбежит к нему. Хотя нет, кое-кому будет вовсе не забавно…»

— Вы читали русские газеты, что-нибудь попалось интересное? — спросил он вслух, садясь напротив Осоргина.

Григорий Александрович перекинул руку через подлокотник и небрежно покачивал ею в воздухе. Пальцы у него были тонкие, белые, длинные — настоящие пальцы игрока.

— Ровным счетом ничего, — промолвил Осоргин своим спокойным, лишенным эмоций тенором. — А вам?

Михаил пожал плечами.

— Так, пустяки. Цветочница, которая продавала цветы тут неподалеку, упала в воду.

— Ее спасли?

— Нет.

— Жаль.

Разговор все больше напоминал обмен фехтовальными уколами, и писателю было ясно, что долго он не продержится. Слишком уж искушенный ему попался соперник.

— Вас, наверное, удивляет, почему я решился подойти к вам, в то время как мы так мало знакомы, — проговорил Осоргин. — Дело в том, что некоторые слова из вашего разговора с Анастасией Петровной долетели до меня.

— Некоторые?

— Ну например, я услышал свое имя.

— Ничего удивительного, — не удержался Михаил. — Вы играете большую роль в жизни ее… родственницы.

Осоргин улыбнулся, наклонился вперед и все тем же ровным, спокойным голосом произнес:

— Еще один намек подобного рода, милостивый государь, и я сверну вам шею. Это понятно?

И выражение глаз у него сделалось такое, что Михаилу окончательно расхотелось пикироваться с этим красивым, изысканно одетым, и, как он только что понял, опасным господином.

— Вижу, что понятно, — уронил Осоргин, откидываясь на спинку кресла. — Кто вы вообще такой? Я наводил о вас справки. Живете в Оттерсвайере, куда приехали с одним чемоданом, общаетесь с литераторами, наносите визиты графине Вильде…

— Какое вам дело? — сердито спросил Михаил.

— Ходите в казино с Петром Николаевичем, — спокойно продолжал Григорий Александрович, словно не слышал своего собеседника, — а княгиня Хилкова уверяет, что вы дерзкий молодой человек, себе на уме.

— Мумия? — неосторожно вырвалось у Михаила. Однако именно это слово растопило лед: Осоргин засмеялся.

— Только не вздумайте сказать ей или кому-нибудь из ее друзей, какого вы о ней мнения, — заметил он. — Бедная Марья Алексеевна уверена, что для своего возраста она еще держится неплохо. Впрочем, как она говорит всем, кто согласен ее слушать: «Ах, если бы вы могли видеть меня полвека назад!»

— Охотно верю, что и век тому назад она смотрелась прекрасно, — отозвался осмелевший Михаил.

— Особенно если учесть, что ее тогда не было в природе. — Осоргин усмехнулся, давая понять, что оставляет последнее слово за собой. — Впрочем, я хотел говорить вовсе не о ней и даже не о Петре Николаевиче. Он взрослый человек и имеет право ходить в казино, когда пожелает, но мне не нравится, что Анастасия Петровна тоже начала играть.

— Ее сбила с толку одна дама, которая заявила, что Анастасии Петровне везет в игре, — ответил Михаил и пустился в пространные объяснения. Осоргин внимательно выслушал его и задумался.

— Насколько я понял, мадемуазель Назарьева вам доверяет, — промолвил он наконец. — Могу я попросить оказать мне одну услугу? Ничего особенного она от вас не потребует. Я дам вам три золотых, вы вернете их Анастасии Петровне и скажете, что выиграли их в казино.

Всего минуту назад Михаил был уверен, что ненавидит Осоргина, но предложение собеседника застало писателя врасплох. Оно говорило о великодушии, о благородстве, и Авилов на несколько мгновений даже усомнился в том, что его антипатия к игроку оправдана. Однако вскоре Михаил опомнился и пришел к выводу, что в словах Григория Александровича непременно скрывается какой-нибудь подвох. Вернее, писателю было бы проще, если бы такой подвох действительно присутствовал, но пока Авилов не мог его обнаружить. Мысленно он перебирал разные варианты, однако ни один не казался ему достаточно убедительным.