— Решайтесь, барин. Или деньги, или к исправнику.
Я кивнул:
— Заплачу.
Пшенкин съездил в деревню за лопатой и негашеной известью. Выкопал могилу, опустил туда Гуравицкого.
— Известь за год «съест» его без остатку, — сказал Петька, засыпая покойника.
Через месяц я продал заводик, получил деньги и отдал их Пшенкину. Однако листок с моим признанием он не вернул, заявив, что двенадцать тысяч — лишь начало и что «доить» (так он выразился) собирается меня до самой смерти. Моей или его.
Взывать к его совести оказалось бесполезной тратой сил. Петька лишь смеялся в ответ. И тогда я решил его убить. Самым простым способом это сделать было: подстеречь в лесу и влепить пулю между глаз. Простым, но слишком опасным. Вдруг потом найдется мое признание?
И я решился на поджог. В огне и Петька погибнет, и проклятая бумага. Однако удача отвернулась от меня, Петька не пострадал. Явился ко мне после похорон семьи:
— Знаю, что это ты, — сказал он.
Я расхохотался:
— Так заяви в полицию.
— Нет, буду «доить» тебя дальше. Дальше и сильнее. «Катенькой» в месяц ужо не отделаешься. Думаешь, признание сгорело?
И Петька достал из кармана сложенный вчетверо листок. Я бросился к нему, чтобы вырвать его из рук, но он был к этому готов — я нарвался на удар в скулу, от которого упал на землю. Когда пришел в себя, Петька навел на меня ружье:
— Будешь платить по двести.
— Не буду.
— Тогда завтра же отправлю по почте исправнику.
— Сядешь на скамью подсудимых рядом со мной. За соучастие.
— Нет, не надейтесь. Паспорт имею на другое имя. Как только Петька Пшенкин ваше признание куда надо пошлет, тут же и исчезнет. В Питере затеряться легко, были бы деньги. А они имеются».
Из протокола допроса Ксении Разруляевой:
«На другой день после отъезда Гуравицкого брат отправился в Петербург и вернулся оттуда с Разруляевым. Возвращение Сергея Осиповича меня перепугало. Настолько сильно был в меня влюблен, что — в том была уверена — взял бы замуж обесчещенной.
— Когда играем свадьбу? — спросил меня Александр.
— Месяца через два, — ответила я.
— Нет, через неделю.
— Невозможно. Надо сшить платье, созвать гостей.
— Глупости, — заявил брат.
— Позвольте поддержать будущую супругу, — неожиданно пришел мне на выручку Разруляев. — Свадьба — праздник. И его надо хорошенько подготовить.
Саша скрипнул зубами:
— Что ж, будь по-вашему.
Поездка в столицу сильно Разруляева переменила. Разговоры о свадьбе, к моему удивлению, его не радовали, наоборот, раздражали. Он всячески избегал меня, а когда все же оставались наедине, отводил глаза и молчал.
Прошел обозначенный Андреем месяц. Каждый теперь день была как на иголках, с утра до вечера выглядывала в окно, ожидая Гуравицкого. А он все не приезжал. Я терялась в догадках, не хотела верить в то, что он просто воспользовался мной. Воспользовался и улизнул за границу. В приступах ипохондрии я представляла себе, как сидит в каком-нибудь Париже, попивает вино и хохочет с друзьями над доверчивой девчонкой. У меня стал портиться характер: окружающие меня раздражали, я закатывала беспричинные истерики, лупила горничных за малейшую оплошность. От еды меня мутило, на прогулках верхом кружилась голова. Однажды, когда вместе с Мэри вышивали, упала в обморок.
— Ты, часом, не беременна? — спросила она.
— От кого? От Святого духа? — отшутилась я.
Даже ей я не раскрыла нашу с Гуравицким тайну. Но ее вопрос заставил меня призадуматься. Стала вспоминать, когда были последние истечения. Боже, полтора месяца назад. Неужели понесла с первого раза?
До свадьбы оставалось всего ничего, каких-то три недели. Что было делать?
В отчаянии я пошла к знахарке и попросила средство от беременности, якобы для одной крестьянки, которую изнасиловали разбойники. Она дала какой-то порошок, но он не помог.
Мне оставалось уповать на чудо, что Андрея задерживают какие-то важные дела. Или что заболела его матушка. Надежда оборвалась, когда из столицы приехал сыщик Крутилин. Оказалось, матушка сама его ищет.
И я решилась открыться Разруляеву. К моему удивлению, он обрадовался:
— А я не знал, как вам признаться. Дело в том, что тоже полюбил другую. И, только представьте, она тоже беременна. И я не могу. Никак не могу… Давайте сейчас же пойдем к Александру Алексеевичу…
— Сергей Осипович, вы не поняли. Гуравицкий бросил меня. И я прошу, нет, умоляю, взять на себя этот грех. Давайте после свадьбы переедем в Петербург, иначе Александр догадается, что ребенок не от вас. А так мы скажем, что родился недоношенным. Я не буду препятствовать вашим встречам с этой женщиной, часть моих денег сможете отдавать ей.
Читать дальше