Элис Клэр - Лунный лик Фортуны

Чувствуя духовный подъем, чистый и сильный от общения с Богом, она прошла галереей, приблизилась к Жоссу и мягко тронула его за плечо.

Жосс моментально проснулся, его рука дернулась туда, где он, несомненно, обычно носил меч. Он гневно вскинул глаза.

Увидев, кто перед ним, Жосс расслабился.

– Доброе утро, аббатиса.

– Доброе утро, сэр Жосс.

– Вам уже сказали. – Это было утверждение, а не вопрос.

– Да, сказали. Вы и брат Савл хорошо потрудились. Поздравляю с точностью вашего предсказания. Вы говорили, что Милон вернется за крестом, и он вернулся.

– Мы не знаем точно, зачем он пришел. – Говоря это, Жосс широко зевнул, запоздало вспомнив, что надо бы прикрыть рот рукой.

– Простите, аббатиса.

– Все в порядке. Когда мы поговорим с ним?

Жосс встал, почесал отросшую за день щетину.

– Может быть, прямо сейчас?

Аббатиса не сознавала, что ждет ответа, затаив дыхание. С великим облегчением – она не думала, что могла бы вынести промедление – Элевайз ответила:

– Очень хорошо.

Когда они спускались по ступенькам в подвал, аббатиса почувствовала, что Жосс снова напрягся. Она уже была готова заговорить, как вдруг поняла, что слышит какой-то шум.

Может быть, он встревожил Жосса? Аббатиса не удивилась бы. Это был ужасный звук. Такой издает животное, попавшее в капкан, страдающее от боли и еще сильнее – от отчаяния.

Словно бы тоже нуждаясь в дополнительном источнике света в этом, неожиданно ставшим ужасным месте, Жосс вынул факел из крепления в стене и, держа его в левой руке, открыл дверь временной тюрьмы, после чего он и Элевайз вступили в келью.

Аббатиса увидела его сразу. Он сидел, съежившись, в дальнему углу. Когда свет факела пал на молодого человека, его лицо смягчилось в улыбке, но только лишь на мгновение. Увидев, кто стоит рядом с аббатисой, он тихо застонал и прижался к стене, словно пытался спрятаться.

Обернувшись, Элевайз заметила, что Жосс встал спиной к закрывшейся двери кельи. Его поза говорила о готовности дать отпор, если узник решится на враждебные действия. В свете факела лицо Жосса было суровым; сейчас аббатиса видела перед собой воина, посланника короля, призванного сделать все необходимое, чтобы подозреваемый в убийстве не смог совершить побег.

Молодой человек – как она знала, Милон Арсийский – сидел, прижав колени к груди и уронив голову. Шагнув вперед, Жосс сказал с мягкостью, чрезвычайно удивившей аббатису:

– Милон, встаньте. Здесь аббатиса Элевайз. Вы должны выказать ей уважение.

Юноша медленно встал, как ему было велено. Впервые Элевайз встретилась лицом к лицу с мужем покойной Эланоры Арсийской, известной в общине как Элвера.

Она не ожидала увидеть столь исхудавшего бледного молодого человека. Его изысканная и модная одежда была покрыта грязью и порвана, а в глазах застыло выражение, которое, хотя аббатиса и не могла прочитать его, вселяло ужас.

И этот человек, совершенно очевидно, недавно плакал.

Не придумав ничего лучше для начала, Элевайз спросила:

– Вы убили вашу жену, Милон?

Она услышала за своей спиной короткий возглас – видимо, Жосс не одобрял такие прямолинейные методы ведения допроса, – но после напряженной паузы Милон медленно кивнул.

– И почему это случилось? – продолжила она все тем же спокойным тоном.

– Я не хотел, – прошептал Милон. Он всхлипнул, вздохнул и вытер рукавом мокрый нос. Подняв на Элевайз глаза с расширившимися от тусклого освещения зрачками, он быстро заговорил:

– Она пришла ко мне, понимаете, той ночью, в наше секретное место. Она всегда приходила туда по средам. В такие ночи я обычно ждал ее в постели, которую сам сделал для нас в зарослях, расчистив кустарник. Мы лежали вместе до самых первых лучей, потом она бежала обратно в спальню и притворялась спящей, когда колокол звал на Утреню.

– На Заутреню, – машинально поправила Элевайз.

– Правда? – неожиданно для этой страшной кельи он улыбнулся. – Эланора называла это Утреней.

– Просто она была еще непривычна к жизни в монастыре.

«Боже Всемогущий, как же это трудно!» – подумала аббатиса.

– Итак, Милон, она пришла к вам той ночью. И вы… Какое-то время вы провели вместе.

– Мы занимались любовью, – ответил Милон. – Мы занимались любовью много раз, с тех пор как поженились. – На его лице снова появился отсвет улыбки. – А до того – всего один раз. Только мы никому ничего не сказали. А потом – много-много раз, потому что мы стали мужем и женой и нам было можно. Она была беременна. – В голосе Милона отчетливо послышалась гордость. – Вы знаете это, аббатиса?