Александр Арсаньев - Буря в Па-де-Кале

Когда за окнами забрезжил рассвет, я погрузился все-таки в неласковые объятия бога Морфея. Мне снилась буря в Па-де Кале, стоны несчастных, смываемых за борт фрегата огромными волнами, разбивающимися о палубу. Я видел Ольгу, которая уходила под воду и молила о помощи. Но я был привязан к грот-мачте и ничем уже не мог ей помочь. В лицо мне зловеще смеялся Валежников. В руках он сжимал свою маску, усыпанную драгоценными бриллиантами.

– Век тебе меня не сыскать, – уверенно проговорил он и шагнул в спускаемую на воду шлюпку. Ему подал руку какой-то важный напомаженный господин в темно-синем фраке, с лентой через плечо. Господин повернулся, и я узнал в нем Алексея Аракчеева, походившего своими неопределенного цвета глазами на немецкого философа Канта.

Я проснулся под его хохот в холодном поту. Фарфоровые часы показывали без четверти час. У меня еще было время, чтобы собраться – рауты у Божены Зизевской обычно начинались около трех.

В этот раз туалет не занял у меня слишком много драгоценного времени. Сегодня я не собирался изображать из себя светского льва, напротив прихватил с собой два заряженных пистолета.

– Яков, ты уже встал? – изумилась Мира, войдя в гостиную. – Ты случаем не на войну собираешься? – нервно усмехнулась она, заметив, что Кинрю одевает на палец свое боевое кольцо со спицей. – Неужели этот Валежников может?.. Впрочем, о чем это я? Он же уже стрелял в тебя, – побледнев проговорила она. – Яков, как ты себя чувствуешь? Мне страшно!

– Я не узнаю тебя, Мира, – ответил я. – Мне никогда еще не доводилось видеть женщины смелее и решительнее тебя! Рана моя еще побаливает, – признался я, улыбнувшись, – но это не повод, чтобы бояться! Все будет хорошо, – пообещал я ей. – Мы и не с такими господами справлялись! Что нам этот Валежников?! Правда? – я подмигнул японцу.

– Ну, разумеется, – согласился он с важным видом.

– Но я слышала, что фигура барона Аракчеева слишком влиятельна… – неуверенно промолвила индианка. – Дело-то не только в Валежникове, насколько я поняла!

– Император Александр сам заинтересован в том, чтобы письмо нашлось, – бодро ответил я, не чувствуя, однако, в своих словах уверенности. – Так что бояться нечего!

Мира бросила тоскливый взгляд на черный ящичек с пистолетами.

В этот раз она промолчала, понимая, что спорить со мной абсолютно бессмысленно. Я был уже хорошо знаком к этому времени с таким ее молчаливым смирением. В такие минуты я чувствовал к своей индианке нежность особенную, которая захлестывала меня, словно морские волны.

Я прижал Миру к себе и крепко обнял, как будто в последний раз. Кинрю отвернулся, вдруг заинтересовавшись какой-то редкой книгой на стеллаже. Но индианка и теперь промолчала. Она словно завороженная смотрела в огонь. Языки каминного пламени отражались в ее черных глазах.

Тогда я также молча вышел из комнаты. Кинрю кивнул Мире на прощание, и она оставалась нас ждать за стеклянной ширмой окна. Когда мы садились в экипаж, я видел, как хрупкая тень спряталась за штофной гардиной.

– Она смертельно переживает за вас, – серьезно сказал японец.

– Я знаю, – ответил я, а потом велел своему форейтору трогать.

Мы подъехали к особняку Божены Феликсовны, выходящему своими флигелями на улицу Гороховую, как раз вовремя, прежде чем кареты начали собираться у главного входа с колоннами. Я нарочно велел запрячь лошадей в старенький экипаж, чтобы никто не смог бы узнать меня по парадному выезду.

Наконец, мои ожидания оправдались. Карета княгини Данилиной с ее родовым гербом появилась возле особняка моей драгоценной кузины.

– Смотри, вон она, – шепнул я Кинрю. Он кивнул мне в ответ.

Через несколько секунд из роскошного экипажа выбралась дама в бархатной тальме темно-винного цвета. Ее голову венчала бархатная шляпка в тон тальме – цвет божоле, украшенная блондами, атласом и высоким страусовым пером, кокетливо завязанная под подбородком.

– А кто может поручиться, что от вашей кузины эта особа отправится непременно к Валежникову? – засомневался мой Золотой дракон.

– Никто, – развел я руками. – Но должна же нам фортуна, в конце-концов, улыбнуться!

Мы прождали Елизавету Артемьевну до часу ночи, только тогда она, наконец, соизволила появиться на мраморной лестнице.

– А если княгиня сейчас решит отправиться на какой-нибудь из балов? – Японец не сводил с меня взгляда немигающих глаз.

– Когда ты так смотришь, то похож на питона, – сообщил я ему, воскресив в своей памяти индийские джунгли. – Трогай следом за каретой той дамы! – приказал я форейтору. Наш экипаж плавно двинулся с места, загремев колесами по мостовой.