Александр Арсаньев - Инфернальная мистификация

– Господи Иисусе Христе, – перекрестился Лаврентий Филиппович. – Да как же можно его было сюда втащить незаметно-то?

– Да разве ночью кто чего разглядит? – пожал я плечами. – Что-то мне подсказывает, что убийцу в этом доме хорошо знали… То есть знают, – помедлив, добавил я.

– Конечно, – отозвался Медведев. – Особенно если убийца – это сама графиня Элен!

– Ну что вы, – замахал я руками. – Такая хрупкая девушка, к тому же измученная нервным расстройством, никак не могла совершить такое убийство! У нее и сил-то на такое не хватит!

– И впрямь, – согласился Медведев. – Воткнуть кол с такой силой, – он снова бросил взгляд на покойную Лушу, – не всякий мужик сумеет!

Лицо Лукерьи было искажено гримасой боли. Однако на нем лежал отпечаток скорее удивления, нежели страха. У меня невольно сложилось впечатление, что горничная хорошо знала убийцу и не ожидала от него никакого подвоха. Вокруг тела Лукерьи растеклась лужа крови. Весь ее передник был покрыт коричневато-бурыми пятнами.

– Вы мне, наконец, объясните, что здесь происходит? – осведомился Медведев, с трудом справляясь с приступом дурноты. – Почему здесь вся комната заставлена увядшими розами? О каком таком семейном предании твердят все в этом доме, от хозяйки и до последней кухарки? Что еще за проклятие? Какие еще вампиры? – вопросительно посмотрел он на меня.

– А разве вас еще не ввела в курс дела Наталья Михайловна? – искренне удивился я.

– Только в самых общих чертах, – коротко бросил Медведев.

Тогда я пересказал ему все то, что мне было известно о родовом проклятии Олениных.

– Вот так штука! – Медведев схватился за голову и опустился в глубокое кресло. – Все указывает на то, что графиня Елена окончательно спятила.

– Или на то, что кто-то пытается воспользоваться ее состоянием, – проговорил я уклончиво.

– У меня тоже мелькнула такая мысль, – признался Лаврентий Филиппович и, пытливо посмотрев на меня, спросил: – Вы уже кого-то подозреваете?

– И да, и нет, – пожал я плечами, рассматривая медальон, лежащий на этажерке.

Эта вещь напомнила мне медальон Кинрю, который японец носил на груди. На его медльоне был изображен портрет Вареньки Костровой, добровольно заточившей себя в стенах Михайловского замка. Мне казалось даже, что Кинрю испытывал к Варваре Николавне какие-то нежные чувства.

– Что это? – поинтересовался Лаврентий Филиппович, подходя ближе.

– Медальон с портретом Раневского, – ответил я.

– Так, значит, отвергнутого жениха Елены Александровны все еще любят и ждут? – удивился Лаврентий Филиппович.

– Выходит, что так, – отозвался я, стараясь обращать внимания на тошнотворный запах. – Придется сообщить обо всем Кутузову. Он должен решить, что делать с бедной девушкой, пока мы будем заниматься поисками преступника.

– Да и я говорю, – кивнул Лаврентий Филиппович, сцепляя пальцы в замок у себя на коленях, – что без консилиума, пожалуй, не обойтись! К тому же, изоляция графини Элен в ее же собственных интересах. В целях, так сказать, ее же собственной безопасности, – уточнил он.

– Ну, об изоляции-то пока речь не идет, слава Богу, – заметил я.

Потом мы с Медведевым внимательнейшим образом осмотрели всю комнату молодой графини Олениной, но ничего примечательного так и не обнаружили.

– А этот Алекс, однако, тот еще плут, – досадливо констатировал Лаврентий Филиппович. – Ни единого следочка не оставил.

Едва я спустился в гостиную, как камердинер доложил хозяйке о том, что вернулся господин Юкио в сопровождении военного доктора.

– Ну, наконец-то, – сухо проговорила Наталья Михайловна. – А я-то уж, грешным делом, подумала, что вашего японца только за смертью посылать можно, – язвительно констатировала она.

Элен к этому времени уже стало значительно лучше. Я заключил, что сама тошнотворная атмосфера ее будуара действовала на девушку удручающе. Чего только стоил запах увядших роз с опавшими липестками, которыми была усыпана вся ее комната!

– Алексей Вениаминович, – графиня Элен посмотрела на доктора и даже нашла в себе силы улыбнуться.

– Ну, я вынужден временно вас оставить, – откланялся я.

Обитатели графского дома попрощались со мною, и я направился к выходу. Вслед за мной поспешил мой ангел-хранитель. Я все еще надеялся застать сегодня Карповича в его доме.

– Итак, мы едем к ростовщику? – осведомился Юкио уже на улице. – Надо бы экипаж поймать.

– К ростовщику, – согласился я. – Только экипаж нам пока не понадобится. Сначала мы в одну лавку зайдем!