Александр Арсаньев - Инфернальная мистификация

– Мы оставляем Елену Николаевну на ваше попечение, – обратился Медведев к Олениным – Мари и Наталье Михайловне, – Сами же отправляемся осматривать комнату. У кого ключи от будуара графини? – спросил он.

Наталья Михайловна протянула ему связку ключей, которую держала после случившегося исключительно при себе.

– Вот, – проговорила она насупившись. – Однако мне бы не хотелось, чтобы об этом деле по городу поползли всякого рода слухи, – нервно добавила она.

– Мы будем предельно деликатны, – искренне пообещал Лаврентий Филиппович.

Однако Наталья Михайловна бросила на него из-под нахмуренных бровей недоверчивый взгляд. Похоже, Медведев совсем не внушал ей никакого доверия.

– Надеюсь, что так и будет, – недовольным тоном отозвалась она.

– Пойдемте! – в этот раз Медведев обращался ко мне.

Я себя дважды уговаривать не заставил и тут же устремился вверх по лестнице.

Комната Елены Александровны, как на грех, оказалась тщательно запертой. Медведев пыхтел, обливался потом, но никак не мог справиться с замком. Мне он ключей не доверял, и в итоге один из них обломился и застрял в замочной скважине. Я невольно пожалел о том, что отослал своего Золотого дракона с его легандарным кольцом со спицей, которой он мог проделывать просто виртуозные вещи. Ему позавидовал бы любой «медвежатник»…

– О чем это вы задумались, Яков Андреевич? – мрачно осведомился Медведев. Он смотрел на меня так, как будто это я намеренно сломал ключ в замке.

– О том, что надо бы плотника позвать, – отозвался я. – Бог даст, поможет нам дверь открыть!

– И то верно, – согласился Медведев, утирая носовым платком пот со лба. – Ждите меня здесь! – приказал он мне, а сам поспешно спустился вниз за плотником.

Минут через десять плотник – приземистый мужик лет пятидесяти, в коричневой чуйке с какими-то инструментами в руках – показался на лестнице. Через пару мгновений проблема с замком была решена.

– Это правда, что Лукерью убили? – осведомился плотник, почесывая в затылке.

– Правда, – с важным видом подтвердил Лаврентий Филиппович, перешагивая через порог комнаты.

– А правда, что она ведьмой была? – прищурившись, полюбопытствовал мужичок.

– Это ты с чего взял?! – воскликнул Медведев. – Какая еще ведьма!? Мне здесь ведьм только и не хватало!

– Ну, – протянул плотник. – Слухи-то всякие ходят. И что барышня умом тронулась, и что Лушку осиновым колом того…

– Ты бы шел по своим делам, – велел плотнику Лаврентий Филиппович.

– Постой-ка, – попридержал я плотника за плечо. – А Лукерья по лавкам каким-нибудь ходила? Ну, может, ей барышня что-то купить поручала?

Медведев недоуменно покосился в мою сторону, но промолчал.

– Да чуть ли не каждый день, – отозвался плотник. – Вон, видите? – он ткнул пальцем в окно. – Вон к тем сидельцам Лушка ходила!

– К каким еще сидельцам?! – не выдержал Лаврентий Филиппович.

– Да к лавочникам, что торгуют сукном и всякими прочими дамскими товарами, – объяснил плотник. – У них лавка через дорогу, по договоренности от дома хозяина!

– Ах, вон оно что, – кивнул я. Ответ плотника навел меня на кое-какие мысли, которые я пока решил держать при себе. – Ну, ладно, братец, ступай! – отпустил я плотника, заметив, что тот все время намеревается заглянуть за кисейную занавеску, которая прикрывала вход в комнату.

– О чем это вы с ним речь вели, Яков Андреевич? – осведомился Медведев. – Что-то я в толк никак не возьму!

– О лавочниках, – невинно пожал плечами я.

– Ну, ну, – усмехнувшись, закивал рыжеватой головой Лаврентий Филиппович. – Не хотите говорить, так и не надо! Дело ваше. Сами дознаемся, если будет на то нужда!

– Нисколько не сомневаюсь, – в тон ему ответил я и шагнул в комнату графини Элен.

Едва я отодвинул в сторону кисейную занавесь, как мне в нос ударил тошнотворный аромат розовой эссенции, смешанный с запахом крови и специфическим амбре чеснока. Я тут же почувствовал легкое головокружение и дурноту.

– Ну и аромат, – застонал Медведев, зажав пальцами нос.

Все окна и зеркала в будуаре Елены Александровны оказались завешанными черным штофом.

– Эта комната больше смахивает на склеп, – справедливо заметил Лаврентий Филиппович, – чем на девичью спальню!

Прямо на паркетном полу лежало тело Лукерьи. Девушка даже после смерти сохранила лисье выражение блестящих глаз. Ее грудь была окровавлена, и прямо из сердца торчал огромный осиновый кол.