Эдуард Хруцкий - Тени кафе «Домино»

– В сером английском пальто…

– Ровно в семь тридцать…

– Покинул столицу я…

– Даже не глянув в окно…

Николаев вместе с архивариусом шел вдоль полок архива Военного министерства Российской Империи.

– Позвольте полюбопытствовать, – спросил архивариус, – Вы ведь из чиновников.

– Точно так, – поклонился Николаев, – надворный советник по Министерству Внутренних дел.

– А я титулярный.

– А позвольте полюбопытствовать, по какому департаменту имели честь служить?

– По департаменту полиции.

– Боже мой! – всплеснул руками архивариус. – И Вас не расстреляли?

– Пока нет.

– Дай Бог пронесет. Вот полка Западного фронта. Так… Так…

Архивариус перебирал папки.

– Вот охотничья команда капитана Горомыслова. Извольте ознакомиться.

Николаев взял папку, отошел к столу.

Начал листать документы.

– Вот, – громко сказал он, – что и требовало доказать. Вот он, голубчик… «Бартеньев В.Г., вольноопределяющийся, старший унтер-офицер. Бывший студент Лазаревского института. Храбр, награжден знаком ордена Святой Анны для нижних чинов… Ранен… Отправлен в госпиталь в Москву».

– Вот это мне и надо. Я могу сделать выписку, заверенную печатью?

– Конечно, – сказал архивариус, – сейчас писари все сделают. А мы пойдем в мой закуток, чайком побалуемся с домашним вареньем.

– Съемка окончена, – скомандовал в мегафон Разумнов, – всем спасибо.

С треском выключились дуговые прожектора.

Оператор осторожно снимал камеру со штатива.

– Друзья! – Разумнов опять взял мегафон. – Мы закончили большую и очень сложную работу, поэтому по нашему обычаю все складываются, кто сколько может, и едем в «Домино».

Оператор снял камеру, спрятал ее в ящик.

– Лена, – повернулся он к Иратовой, – а где наш щедрый автор, без него стол будет пустоват.

– Во всех отношениях, – засмеялся режиссер, – судя по Леночкиному лицу, они немного поссорились. Так, моя прелесть?

– Лучше, Сашенька, не спрашивайте, он чудовищно ревнив.

– Ничего удивительного, – вмешался художник Винклер, – да я с такой красотой в постель бы ружье брал, чтобы ночью не увели. Я, Леночка, твой самый верный и старый поклонник. Я еще декорации писал к твоему первому спектаклю в Ялте.

– Как давно это было, Господи, – Лена села за столик гримерки. – Милая Ялта.

В «Домино» все было по-прежнему.

– В чем прелесть этого кафе? – громогласно от дверей провозгласил Винклер.

– В чем? – поинтересовался кто-то из зала.

– А в том, что бы не случилось за его стенами, здесь ничего не меняется.

К режиссеру подошел Николай Николаевич.

– Говорят, Вы закончили ленту.

– С Божьей помощью.

– Осторожнее, в наше кафе повадились сотрудники журнала «Безбожник».

– Хорошая шутка, прямо одесская.

– А это не шутка, а горькая правда.

– Ничего, мы их обкатаем, главное, не дать им устроить антирелигиозный диспут, – засмеялся Разумнов.

Он полез в карман, вытащил деньги.

– Вот все, что есть у бедных киноработников. Сварганьте что-нибудь пикантное.

– Постараюсь.

Пока сдвигали столы. Шумно. Весело. Пока официанты несли тарелки и приборы, Лена Иратова подсела за стол бывших коллег по Художественному театру.

– Ты, Леночка, надеюсь, понимаешь, что я тебе не завидую, – сказала пожилая актриса Глебова, – но я была на генеральной у вас. Ой, смотрю, девочка, провинцией сильно тянет. Особенно в той сцене, когда ты нагишом ходишь.

– Как, – обрадовался один из актеров, – Ленка голая по сцене бегает? Не пойду – побегу на премьеру.

– Ой, Коленька, – махнула рукой Глебова, – ты как гимназист, бабы голой не видел? Тем более, она в очень хитром пеньюаре.

– Тогда не пойду, – сделал расстроено лицо Коленька и выпил.

– Леночка, ты играешь прелестно. Но не король делает свиту, а свита короля. Остальные просто ужасны, и это портит твою роль.

– Дура я, Мария Андреевна, дура, – Лена вытерла платочком глаза.

– А ну прекрати, – скомандовала Глебова, – тушь по мордочке потечет.

– Хорошо, что я Вас встретила. Как Вы думаете, я могу вернуться?

Глебова задумалась.

– Леночка, – обрадовался Коля, – вчера на репетиции Немирович сказал, как нам Леночки Иратовой не хватает.

– Коля, – обрадовалась Лена, – это правда?

– Правда, милая, правда, – сказала Глебова, – разделился наш театр. На одном этаже правит Немирович, на другом Константин Сергеевич. У Константина Сергеевича любимая героиня Таня Лескова, а у Немировича пока нет. Беги к нему, бросайся в ножки.