Эдуард Хруцкий - Тени кафе «Домино»

– Знаю.

– Вот и славно, – благородный отец взял конфету, – только понять не могу, почему два прекрасных человека чего-то ждут, чтобы счастливыми быть. Запомни, милая моя, в наше время надо хватать свое счастье и убегать с ним в укромный уголок, чтобы спрятать от всех.

– Почему, Михаил Романович?

– Я сегодня утром к сестре заезжал на Трубную. Она в доме Голикова живет. Вышел из трамвая, темно еще, народу мало. Смотрю, пяток собак бегает, наших дворняг московских, всегда славящихся добрыми душами. Я по глупости и посвистел им. Они остановились, оскалились, зарычали и побежали дальше. И я подумал, какая же сволочь люди, если они из Богом данных верных друзей – собак – сделали врагов, которые сбиваются в стаи, чтобы защититься он них. А ты спрашиваешь, почему?

В пивной «Собрание друзей» под потолком плавали, словно парусники, клубы табачного дыма.

Когда открывалась дверь, они стремительно рвались к выходу, а потом снова ложились в дрейф.

Шварц вошел в дымный и гулкий зал.

Огляделся.

Никого.

К нему подскочил тот же парень в пушистой кепке. Куртку он снял и был в полосатом костюмчике из магазина «Парижский шик» на Никольской.

– Пошли, – жуя мундштук папиросы, сказал парень.

Они подошли к стойке и там, в углу за столом, сидел Иван Болдин и его подельник Витя Барин.

– Садись, коммерция, – Иван повел рукой. – Пить, есть будешь? Угощаю.

– Спасибо, – Шварц тяжело опустился на стул, – ты свои жиганские штучки кончай. Я не фраер, и тебе это известно.

– Солидный господин, подданный великой Финляднии, а молотишь по фене, – засмеялся Витя Барин. – Генрих, мы не фармозонщики, мы воры солидные, картина у нас, только цена за нее другая.

– Это как?

– Просто, – продолжал Барин, – ты же знаешь, что я почти всю гимназию окончил?

Шварц кивнул головой.

– Так у нас был учитель рисования, большой спец по голландцам, я ему фото картинки показал, а он мне цену назвал настоящую.

– Короче, – Иван с грохотом поставил на стол пивную кружку. Сто червонцев и картинка твоя.

– Но у меня нет таких денег, – всплеснул руками Шварц.

– А мы их не требуем, – Барин закурил сигару. – Аванс ты дал. Дело поставил, с акробатом, думаем, рассчитался. Поэтому все делаем по правде. Складываем двадцать червонцев и делим оставшиеся на троих.

– Ты понимаешь, Виктор, днями должен приехать покупатель…

– Очень хорошо, – обрадовался Иван. – Мы ему картинку сбросим, а денежки честно поделим. Только продавать пойдем мы.

– Как же вы с ним договоритесь? – удивился Шварц.

– Генрих, – Барин взял кусочек воблы, пожевал, – коммерция, я французский лучше родного знаю. Решили так, клиент приезжает, ты нам у буфетчика записку оставляешь. Мы картину сдаем, деньги делим, а ты опять непричем.

Смеркалось, когда Таня вышла на Тверской бульвар.

На голове Пушкина лежала белая шапка.

После нагрянувшей оттепели деревья покрылись густым белым снегом.

Народу было мало. Все спешили до темноты уйти с бульвара.

– Тетя, здравствуйте.

Татьяна вздрогнула от неожиданности.

Оглянулась.

За ее спиной стоял знакомый беспризорник.

– Здравствуй, дружок.

Таня полезла в сумку, вынула горсть конфет.

– Подставь ладошки.

Она высыпала конфеты в протянутые руки.

– Спасибо, тетя.

Паренек посмотрел на нее пронзительно-светлыми глазами.

– Твой дядя вчера шел, харчей нам купил. Ты ходи здесь без опаски, мы тебя в обиду не дадим.

– Спасибо, мой маленький рыцарь.

Татьяна потрепала паренька по щеке и пошла к Никитской.

Шварц сидел в гостиной у Баронессы.

На столе стояла закуска, хорошее вино и графин клюквенного морса.

Шварц ел вяло.

– Выпей, Генрих.

– Налей немного наливки.

Шварц выпил рюмку, вздохнул.

– Я не знаю, что тебя тревожит, но если мы решили соединиться, я хочу показать тебе свое приданое.

Баронесса встала из-за стола, вышла.

Шварц вилкой задумчиво чертил на скатерти одному ему ведомые узоры.

Вошла Баронесса с саквояжем.

Она поставила его, щелкнула замком.

– Смотри, Генрих, вот мое приданое.

На стол легли пачки франков и фунтов стерлингов, пачки советских денег и четыре большие кожаные колбаски.

Баронесса развязала веревочки и высыпала на стол кучу золотых империалов, из другого мешочка посыпались золотые финские марки – Шварц погрузил руки в золото.