Леонид Юзефович - Журавли и карлики

Он огрызнулся:

– Почему всегда – потом?

– Не всегда, не ври.

– Практически всегда.

– Хорошо, – смирилась жена, – посмотри, только, пожалуйста, ничего не покупай.

– Почему?

– Потому что это глупость – покупать у первых попавшихся. Дальше будет то же самое, но дешевле.

Тут она была права, и Шубин не стал спорить.

Продавцы стояли или сидели на корточках над кусками полиэтилена, расстеленными на земле и прижатыми по углам камешками, чтобы не хлопали на ветру. То, что на них лежало, Шубин множество раз видел в других местах и легко дал увести себя от этих сокровищ.

Слева за воротами сгрудились монастырские здания. Он начал показывать их жене. Вон то, небольшое, в китайском стиле, – это Западный храм, триста лет назад построенный Абатай-ханом, который и прикатил сюда из Тибета колесо учения. За ним – Средний, более поздний, но с уникальным вторым этажом, изображающим лес и горы, там в пещерах и в дуплах деревьев сидят отлитые из бронзы великие проповедники желтой религии. Дальше – трехэтажный тибетский Лавран с плоской крышей.

Правее глазу не на чем было остановиться. Там царила абсолютная пустота, вдали очерченная все той же линией сливающихся с заснеженным полем субурганов. Ровная, безжизненная белизна этого пространства нарушалась только обнажившейся на пригорках землей, светло-желтыми островками иссохшего ковыля и беспорядочно разбросанными повсюду пористыми серыми камнями. Некоторые сохранили следы приданной им формы, но большинство ничем не обнаруживало тот факт, что когда-то с ними имели дело каменотесы.

Семь столетий назад здесь блистал прославленный в веках и народах Тумэн-Амалган – дворец Десяти Тысяч Благословений, резиденция Чингисхана и Угэдэя. Потрясатель вселенной повелел воздвигнуть его на своей малой родине, в Приорхонье, где простирались отцовские кочевья. Из дерева, камня и обожженной глины китайские мастера сотворили чудо. Тумэн-Амалган восхищал и вселял трепет, подавлял мощью, но и внушал мысль о том, что подобная красота не может таить в себе зло. Дворец имел форму прямоугольника, его своды поддерживали шестьдесят четыре колонны из цельных стволов хангайской лиственницы, покрытые резьбой, ярко раскрашенные и укрепленные в базах черного гранита. Многоярусные кровли устилала черепица, облитая зеленой и красной глазурью, крышу венчали изваяния львов и драконов. Они тем щедрее ниспосылали богатство и долгоденствие, чем выше их возносили над землей.

В центре парадной залы стояло чудесное дерево работы парижанина Гийома Буше. Никто не знал, каким ветром занесло этого француза в монгольские степи и куда он потом делся, но здесь ему удалось обессмертить свое имя. От ствола отходили ветви с серебряной листвой, над вершиной парил ангел, тоже сделанный из серебра, с трубой в руке, словно был из тех семи, что при Страшном суде возвестят восстание мертвых и падение полынь-звезды на источники вод, а из пышной кроны свисали четыре драконьих головы с отверстыми пастями. При взгляде на них ужас проникал в душу, хотя эти твари были совершенно безобидны, как и ангел на вершине. По его сигналу, когда он начинал дудеть в свой рожок, один дракон извергал из себя вино, второй – мед, третий – рисовую водку или ячменное пиво, четвертый – кумыс. Четыре струи лились в отдельные чаны, и гости черпали из них напиток по своему вкусу.

Каракорум примыкал к Тумэн-Амалгану с запада, вытянувшись вдоль русла Орхона. По мановению царственной длани огромный цветущий город поднялся в дикой степи, где сроду ничего подобного не бывало. Он казался оазисом иной, нездешней жизни, возникшей вокруг дворца, как финиковые рощи вырастают в пустыне возле бьющего из песков источника. Первых его жителей насильно согнали сюда со всех концов земли. Эти люди были рабами хагана, но уже их дети стали гражданами мира. Они говорили на ста языках, молились в пагодах, кумирнях, церквах и мечетях под защитой закона и стены с четырьмя воротами, ориентированными по сторонам света. Четверка драконов на дереве с серебряной листвой откликалась в правилах местной торговли. У северных ворот продавали лошадей, у западных – овец и коз, у восточных торговали зерном, у южных – повозками и быками. Остальные товары свозили на городской рынок. Все дороги Азии вели в этот город, но век его оказался недолог. Умер Хубилай, внук Чингисхана, и монгольскую династию Юань свергли с престола Поднебесной империи. Тогда же из Пекина послали специальный отряд, сровнявший с землей и Каракорум, и Тумэн-Амалган со всеми его чудесами. Китайцы хотели уничтожить саму память о позоре былой покорности степным варварам.