Иван Любенко - Приговор

Красные вновь сделали попытку приблизиться. Один из наступавших сделал резкий рывок к вагону и успел кинуть две гранаты. В момент последнего броска Ардашев припал к прикладу и дал короткую очередь. Большевик упал, но где-то внизу раздались два взрыва. Вагон закачался, однако с рельс не сошёл.

Из бронепоезда высыпалась штурмовая офицерская группа. Бой шёл теперь по обе стороны полотна.

Противник, прижатый к земле, отвечал нечастыми выстрелами и начал отходить. Шрапнель догоняла отступавших, пытавшихся скрыться в балке. Понимая, что их участь предрешена, красные остановились и подняли на штык трёхлинейки белую нательную рубаху. С другой стороны поезда перестрелка ещё продолжалась, но недолго. Двум красным на лошадях удалось скрыться. Убитых насчитали двадцать два человека. Остальные сдались. Среди личного состава бронепоезда тоже были потери: погибли два офицера и три солдата. Двое получили тяжёлые ранения и три человека — лёгкие.

Восьмерых пленных пригнали к поезду. Опустив глаза и сбившись в кучу, они стояли тут же, прямо перед блиндированным вагоном.

Статский советник вернул охрану к своему купе и спрыгнул на насыпь. Солнце палило нещадно. Сухой степной ветер гонял по полю круги ковыля. Навстречу шагал Керже.

— Что там? завал? — поинтересовался Клим Пантелеевич.

— Развели рельсы. Они придумали изощрённый способ: убирают шпалы, и, привязав к лошадям рельсы, разводят их в стороны на три-четыре аршина. Конной тяги для этого вполне достаточно. Вернуть рельс в обратное положение уже невозможно. Поэтому с ремонтом придётся повозиться. Думаю, часа три-четыре уйдёт на восстановление дороги, — ответил полковник и, указывая на труп большевика с красной звездой на фуражке, лежащего напротив купе Ардашева, спросил: — Уж не вы ли его укокошили?

— Видимо, я. Но две гранаты он всё-таки успел бросить под вагон.

— А лицо интеллигентное. На вид наш с вами ровесник. Совсем не похож на этих бродяг, — он кивнул в сторону пленных. Расстегнув правый карман гимнастёрки убитого, достал красноармейскую книжку, посмотрел, потом хмыкнул удивлённо и прочёл: — Ардашев Пантелей Петрович, 1868 года рождения. Комиссар из Екатеринодара. Уж не родственник ли вам?

— Наверное, однофамилец. Никогда не слыхал.

— Теперь уже всё равно, — заключил Керже и повернулся к арестованным:

— Ну что, господа товарищи, готовы к смерти или ещё надеетесь пожить?

— Вы, господин охвицер, нас не пужайте, — бросив недобрый взгляд исподлобья, вымолвил самый старший по возрасту красноармеец. — Мы люди понимающие. В расход, так в расход.

— Извольте. Не могу противиться вашему желанию, — сухо выговорил полковник и приказал стоящему рядом штаб-капитану: — Расстрелять.

— Постойте, — вмешался статский советник. — Прежде я хотел бы допросить пленных.

Керже пожал плечами.

— Не возражаю. Время есть. Всё равно пути ремонтируем.

Солдат принёс Ардашеву складной стул и поставил под невысокой одинокой акацией, выросшей у самой железной дороги.

Допрос прошёл быстро. Четверо пленных отказались отвечать на вопросы, ещё трое толком ничего не знали, и только один — парень лет двадцати — рассказал некоторые подробности. По его словам, он слышал разговор между комиссаром и неким товарищем Матвеевым, что целью засады было какое-то персидское золото, которое, как говорил тот, должен был перевозить бронепоезд «Офицер». Сам Матвеев, вместе с ещё одним человеком и был в числе тех двух всадников, которые скрылись, когда исход боя был уже предрешён. Молодой красноармеец просил сохранить ему жизнь и выразил готовность перейти на сторону белых. Климу Пантелеевичу стоило большого труда уговорить Керже принять пленного в команду бронепоезда. В конце концов, полковник согласился. Всех остальных после допроса отвели в балку и там расстреляли.

Уже вечером, когда бронированный состав подходил к станции Тихорецкой, из далёких закоулков памяти Ардашева выплыло воспоминание детства: давным-давно отец говорил, что в Екатеринодаре жили какие-то дальние родственники. И вроде бы даже когда-то батюшка гостил у них, а потом с удовольствием рассказывал, что видел своего маленького шестилетнего тёзку. Только вот сам Клим Пантелеевич никогда с ним не встречался. Никогда, до сегодняшнего дня.

Ардашев вошёл в дом генерала Романовского вслед за Фаворским. Начальник штаба Добровольческой армии пил чай и читал телеграфную ленту. Завидев статского советника, поднялся, протянул руку и сказал: