Елена Толстая - Фартовый человек

Ленька полез за икону, взял наган.

Варшулевич следил за ним собачьими глазами.

– Ты куда?

– Может, догоним еще. Какие они из себя? – быстро задал вопрос Ленька.

– Не догоним, – ответил Варшулевич, безнадежно покачивая головой. – Они же скрылись сразу.

– Ты как будто в Чрезвычайной комиссии не работал, – упрекнул Ленька. – Мы их по свежему следу отыщем. Просто расскажи, как выглядят. Да и по корзине опознаем.

– Корзину они выбросят сразу.

– Не выбросят, им ведь надо в чем-то картошку нести.

– По карманам распихают…

Ленька все-таки оставил Варшулевича у себя в комнате, а сам выскочил на улицу и пошел по Лиговке в сторону вокзала.

Сперва он просто ничего не видел, ни интересного, ни подозрительного, только девица прошла – почти пробежала, – кутаясь на ходу и всего опасаясь. Она скоро скрылась в подъезде.

Наконец возле одной из подворотен Ленька заметил темные пятна и пару картофелин. Очевидно, здесь и произошла драка, в которой так глупо пострадал Варшулевич. Леньке все не хотелось верить в то, что соболя безвозратно пропали. Не может ведь быть такого! Все было продумано до мелочей, проделано виртуозно и, главное, без капли крови – и вдруг нелепая случайность.

Чуть поодаль он отыскал и корзину. Все как говорил Варшулевич. Сунули меха за пазуху и скрылись. Теперь точно не найти.

Ленька вернулся домой, положил на стол две поднятые с тротуара картофелины.

– Это все, – хмуро сообщил он.

Варшулевич смотрел на картофелины, трясся и плакал.

Юлий был человеком чрезвычайно сложной судьбы. Сложности в судьбе Юлия начались задолго до Революции. Сам он формулировал это в длинных поучительных беседах с Макинтошем таким образом:

– Все твои трудности, Макинтош, проистекают от того, что для тебя быть беспризорником – образ жизни, а для меня это всегда была профессия.

– Ты уже взрослый, – возразил Макинтош, которому чрезвычайно не нравилось, когда Юлий принимался его воспитывать. – Ты-то больше не беспризорник. Ты теперь обычный жулик.

– Все мы бродим по белому свету без всякого отцовского призора, – вздохнул Юлий и благочестиво возвел глаза к низкому грязному потолку полуподвала.

Выпив, Юлий становился ласковым и нудным и ничего так не жаждал, как долгих, изнурительных разговоров по душам.

Макинтош, зная это, сразу же попытался улизнуть, но Юлий поймал его за рукав:

– Выпей со мной.

– Пусти.

– Да что ты, мой хороший, посиди со мной, выпей, – принялся уговаривать Юлий.

– Если пить, то не вырастешь.

– Я же вырос, – возразил Юлий.

Он и правда вырос – почти под два метра ростом. Это мешало бы Юлию в его работе, делая его слишком заметным, но он ухитрялся создавать впечатление хлюпика, хрупкого, ранимого юноши. Именно так о нем и отзывались пострадавшие, если тех спрашивали, кто облапошил их, например, на пароходе, плывущем из Астрахани в Казань, во время игры в карты… Отсюда и у сыскной полиции сложилось мнение, будто Юлий роста среднего и сложения нежного.

От сидения на месте, когда не было работы, и таскания тяжестей, когда работа ненадолго появлялась, Юлий здорово раздался в плечах.

– Не быть тебе больше шулером, – высказался по этому поводу Макинтош.

Юлий на это ответил:

– Быть шулером – вот это не профессия, а образ жизни. Много ты во всем этом понимаешь, Макинтош!

– Может, и понимаю, – сказал Макинтош, покорно усаживаясь на табурет и со скукой глядя в сторону. Удрать сразу не получилось – Юлий преграждал ему дорогу к выходу. Следовало выждать, пока Юлий отвлечется, и сбежать. Потому что после четвертого стакана Юлий обычно становился подозрительным и злобным и лез драться, не внимая ни одному разумному доводу.

– А ты знаешь, например, что я с Деникиным сражался? – спросил вдруг Юлий.

– Ага, – усомнился Макинтош, – прямо вот лично с ним и сражался.

– Напрасно не веришь, – обиделся Юлий. Он налил себе еще стакан, но пить пока не стал.

Макинтош пристально следил за Юлием. Если мальчик соберется бежать, то у него будет только одна попытка. Провалится – все, исход заранее известный и печальный. Удастся – Юлий побушует-побушует, а потом непременно придет усатая старуха Валидовна и даст ему шваброй по голове. Валидовна, женщина с богатым жизненным опытом, исключительно ловко бьет мужчин шваброй по голове, и высокий рост Юлия ей отнюдь не помеха.

Юлий в одних случаях про швабру помнил, в других – нет. Когда помнил, просыпался сердитый и уходил из полуподвала на несколько дней. Когда не помнил – просыпался несчастный и потом ко всем приставал с извинениями.