Елена Толстая - Фартовый человек

Будучи шулером, он мгновенно догадался, как следует обращаться к этим людям, чтобы они не только не убили его, но и накормили.

Эту историю Юлий раньше Макинтошу не рассказывал, однако вовсе не потому, что стыдился своего бесславного падения с парохода, а потому, что попросту о ней забыл.

– Так я вступил в Красную армию.

В голосе Юлия появились слезливые нотки, словно у старика, который погрузился в сладкие воспоминания молодости про то, как воевали турка и государь император лично орден прикрепил. Юлий взялся за стакан, посмотрел на мутную жидкость, плескавшуюся в стеклянном плену, и быстро проглотил ее, словно лекарство.

Макинтош напрягся, готовясь к побегу. Но тут Юлий заложил руки за голову, хрустнул суставами и вытянул ноги поперек выхода.

– И вот, вообрази себе, – как ни в чем не бывало продолжал Юлий, – тут как раз началось наступление!

Макинтош съежился на табурете. Юлий вдруг посмотрел на него холодно:

– Что, скучно тебе? Скучно тебе, да?

– Пусти, – слабо сказал Макинтош.

– Я тебя еще не трогал, – заметил Юлий, мрачнея на глазах, – а ты уже сразу «пусти», да?

Макинтош выпучил глаза и страшно заорал, но это не произвело на Юлия никакого впечатления. Он встал и надвинулся на мальчика.

– Что, скучен я тебе? – повторил он. – Так и сдохнешь в этом подвале со старухами, – он вдруг ударил Макинтоша по голове, – так и сдохнешь, – новый удар, – и сдохнешь…

Внезапно Юлий пошатнулся, икнул и испустил странный звук, больше всего похожий на треск ломающегося дерева. Макинтош осторожно опустил руки, которыми закрывал лицо. Руки были распухшими и болезненными, лицо – мокрым. Юлий с криво подогнутыми коленями полулежал на полу, а над ним высилась Валидовна со шваброй.

Макинтош тупо посмотрел на старуху и, ни слова не говоря, стремглав выскочил из подвала.

Для крепдешиновой шляпки еще не наступил сезон, поэтому Ольга надела фетровую, одолженную у Маруси, и так вышла на улицу. Она хотела купить для Маруси пирожное в бывшем Елисеевском магазине.

Маруся в последнее время почти утратила всякий интерес к жизни. У нее очень не ладилось с ее кавалером – военным, Митрофаном Ивановичем. Красный командир начал как-то тревожно темнить в делах и разговорах: то он не мог встретиться, то вдруг во время прогулки сворачивал с улицы куда-нибудь в подворотню – для того якобы, чтобы лишний раз поцеловать Марусю. Но делал это неохотно и даже как будто с неприязнью, из чего Маруся вывела, что причина маневров совсем другая.

Все свои наблюдения Маруся пересказывала дорогой подруге Оленьке, но совета не спрашивала, а только вздыхала, закончив очередную повесть. Ольга считала, что Митрофан Иванович собирается Марусю бросить, чем и продиктовано его странное поведение. Но Маруся пока что не готова была поверить в такой роковой поворот.

Она хирела, грустнела, вздыхала и почти ничего не кушала в столовой, отчего глаза у нее обвелись темными кругами, а вокруг рта образовались скорбные морщины.

– Вчера он назначил встречу, а сам пришел с опозданием и почти на меня не смотрел, – повествовала Маруся. – И глаза отводил, как будто врал. Я ему: ты любишь, мол, меня? А он: «Конечно, Марусечка, люблю, почему ты все время про это спрашиваешь?»

– А ты что? – жадно допытывалась Ольга.

– Я – ничего…

– Плакать нельзя, – волновалась Ольга. – Мужчины этого очень не любят. Плакать только потом можно, когда тебя никто не видит или видит только близкая подруга, которая не предаст. А показывать слабость – последнее дело.

Маруся вела себя совсем не гордо. Она бегала за своим Митрофаном Ивановичем, даже звонила ему несколько раз из фабричной проходной!

Ольге давно уже было ясно, что красный командир не намерен оставлять свою жену. Небось гложет его теперь раскаяние – зачем завел шашни с молодой работницей втайне от супруги! Вместе с эпохой всеобщего равенства нищеты заканчивалась и эпоха свободной революционной любви. Брак возвращался в толстое, густо свитое буржуазное гнездо, хотя говорить об этом вслух было пока что не очень прилично.

Поэтому Ольга решила купить Марусе пирожное. Смутно Ольге казалось, что это каким-то образом поможет подруге восстановить попранную гордость. Об этом она, разумеется, Марусе не сказала, а только попросила:

– Одолжи мне, Маруся, твою фетровую шляпку.

Маруся лишь махнула рукой в сторону шляпки, о которой шла речь, в знак того, что Ольга может взять ее. И Ольга, одевшись, вышла.