Елена Толстая - Фартовый человек

Дзюба вытащил маузер, бесшумно встал и придвинулся к двери, выводящей в коридор.

Там слышны были шаги. Спокойные и быстрые. Человек пришел домой, уверенный в том, что его ждут, что ему будут рады. Валентина расслабленно молчала. Моргала, поглядывая то на револьвер, то на дверь.

И только когда дверь в комнату шевельнулась, Цветкова вдруг выгнулась на стуле дугой и закричала пронзительно:

– Леня, беги!

Дзюба толкнул дверь ногой, ударив стоявшего в коридоре человека, и вырвался из комнаты. Ленька отпрыгнул к противоположной стене коридора, затем метнулся к входной двери, и на миг между Ленькой и Дзюбой очутилась толстенная шуба, висящая на вешалке. Дзюба выстрелил и пробил в шубе дыру. Ленька уже перепрыгивал через ступеньки и несся на улицу.

Красноармеец, угрожавший Цветковой, прошипел нехорошее слово. Валентина вцепилась в его руку, повисла на локте:

– Нет!

Выстрел раздался, очень громкий, и бессмысленно разнес люстру.

Отшвырнув Цветкову, красноармеец выскочил из комнаты вслед за Дзюбой. Третий устроился возле окна, готовый стрелять в Пантелеева, когда тот появится на мостовой.

Но Леньки он так и не увидел. Тот, несомненно, догадывался о подобном маневре и потому стелился вдоль самой стены. Красноармеец выглянул подальше. Цветкова с криком подскочила к нему и попыталась вытолкнуть его из окна. Пришлось ему развернуться и утихомиривать женщину.

– Пусти! Урод! Пусти! – кричала та, разом растрепавшаяся, страшная, с размазанным до подбородка ртом.

Красноармеец повалил ее на диван, стянул ей руки поясом от ее халата. Она извернулась и попыталась его укусить.

– Вот ведь бешеная, – сердился красноармеец, придавив к дивану коленом дергающуюся Валентину. – Искалечу, не дергайся. Да тише ты, дура!

– Калечь! Давай, калечь! Ирод! Урод! – орала Валентина. – Бьют! Убива-ают!..

Он ударил ее несколько раз по лицу, и она наконец замолчала, тяжело дыша и глотая огромные черные слезы.

Красноармеец потащил ее, связанную, на кухню, умыл там и обтер ей лицо полотенцем.

Переулок казался пустынным. Юлий курил в подворотне, с показной небрежностью и скукой поглядывая по сторонам. Красноармейцы, бывшие с ним, переговаривались между собой о чем-то, для Юлия совершенно недоступном. Оба парня были родом из деревни. Юлий быстро перестал их слушать.

Ему было ясно, что ждать придется несколько часов, что за это время они все успеют замерзнуть, затосковать, ослабить бдительность…

То и дело по переулку проходили разные люди, но все они шли мимо. Пару раз Юлий настораживался – появлялись типы, похожие по описанию на Пантелеева. «Сложение стройное, лицо обыкновенное». Но и эти не входили в указанный дом, а постепенно исчезали в конце переулка.

«Удивительно все же устроен мир, – подумалось Юлию. – Ждешь кого-то, и все остальные люди представляются тебе на земле излишними. Ты легко можешь без них обойтись, потому что позарез тебе необходим только один человек, один-единственный. Но для кого-то другого кто-то из этих лишних и ненужных – такой же необходимый…»

Потом Юлий задумался о красноармейцах и вдруг понял, что эти парни, такие сильные и крепкие, сейчас от него зависят. Как Юлий скажет, так они и сделают. Скажет – стоять и ждать, будут стоять и ждать. Скажет – стрелять, побегут и будут стрелять. Кто знает, вдруг их убьют в перестрелке? И все это произойдет потому лишь, что Юлий отдаст приказание. Странно понимать, что от тебя кто-то зависит. И речь идет не о карточном проигрыше, не о разорении даже, а о самой жизни. Одной-единственной. Жизни человека, который кому-то позарез нужен, только он, и никто иной во всей вселенной.

Юлий повернулся к красноармейцам, а один из них вдруг перестал приглушенно рассуждать о заготовках сена, бросил папироску и проговорил, обращаясь к Юлию:

– Что вертишь головой? Упустишь! Кажется, вон он идет.

Юлий поскорее обернулся и успел увидеть, как в тот самый дом в Эртелевом переулке входит человек.

– Так, – сказал Юлий быстро, – его прямо на нас сейчас выгонят. Приготовьтесь. Руки не застыли? Погрейте пальцы.

И он несколько раз сжал и разжал пальцы, держа руки у лица.

– Ты, наверное, в детстве много на фортепьянах играл, – предположил красноармеец помладше. – «Погрейте пальцы»!..

Он взял винтовку и прицелился в парадную.

Второй просто молча улыбался.

Юлий сказал:

– Вот она, Цветкова. Гляди!

И показал на окно. Там действительно мелькнуло женское лицо, но быстро скрылось. И почти тут же хлопнула парадная, в переулок вылетел в развевающемся пиджаке Ленька Пантелеев. Он не бежал, а как-то странно скакал по мостовой, словно превратившись в плоскую тень, скользящую вдоль стен домов. За ним, ругаясь и стреляя на ходу, бежал Дзюба.