– С чего вы взяли? – холодно спросила баронесса.
Хилькевич через силу улыбнулся.
– До меня доходили слухи от моих людей, что он отрицал факт своей причастности к сему делу.
– Какие обороты… – бесстрастно уронила Амалия. – Ах да, вы же, кажется, служили писарем в полиции, как раз после того, как бросили торговать птицами. – Хилькевич вздрогнул. – Повторяю еще раз: мне нужен Валевский и украшения. Если Валевский будет у меня, я так или иначе узнаю, что он с ними сделал. Если украшения вдруг попадутся вам, вы должны немедленно отдать их мне. По-моему, милостивый государь, вы плохо представляете себе, с кем – в моем лице – вам приходится иметь дело. Ну что ж, теперь вы знаете. И для этой силы раздавить что вас, что любого другого непослушного подданного не будет стоить ничего. – Последнее слово она произнесла по слогам и с расстановкой.
Хилькевич стоял и улыбался, но в голове его проносились совершенно неописуемые – по крайней мере, приличным языком – мысли. Чем выше человек ставит себя, тем невыносимее для него терпеть поражение. А Хилькевич до приезда Амалии Корф ставил себя чрезвычайно высоко.
Тем не менее он уточнил:
– Я могу считать, что мы с вами договорились, госпожа баронесса? Я отдаю вам Валевского, а вы, так сказать, вернете все в первобытное состояние.
– То есть позволю вам снова открыть веселые дома, сниму обвинения с господина Груздя и перестану устраивать обыски в ночлежках? – Амалия покачала головой. – Боюсь, не могу обещать вам так много, сударь. Впрочем, пока вы ищете Валевского, предлагаю заключить перемирие. Я не буду предпринимать ничего против вас, но и вы… поторопитесь.
– Я несу большие убытки, сударыня, – промолвил Хилькевич после паузы. – Вы ведь и сами отлично знаете, что пан Валевский – воробей стреляный, его просто так не поймаешь. А моим людям, которые занимаются его поисками, тоже надо платить.
– Что ж, ваша жена оставила вам хорошее наследство, так что вы можете рассчитаться с вашими людьми из тех денег, – равнодушно парировала баронесса. – Но пока вы ничего не сделали для меня, я тоже не буду ничего делать для вас. Все, что я сейчас могу, – это отпустить господина Груздя. В конце концов, он слишком стар для того, чтобы находиться в арестантской.
Тут в голове Хилькевича замелькали мысли уж совсем неописуемые, и один бог ведает, каким образом король дна сумел удержаться от того, чтобы высказать их вслух. Но у него не было на руках ни единого козыря.
Король дна злобно покосился на Дашеньку, которая смотрела в окно с таким видом, словно ее более ничто не занимало, сквозь зубы попрощался с баронессой и вышел.
Спустя несколько минут он оказался уже у Розалии, в заведении напротив, где было непривычно тихо и безлюдно. Граф Лукашевский и Жорж от нечего делать перекидывались в карты, вяло пытаясь надуть друг друга. Злясь на их присутствие, Виссарион Сергеевич вкратце рассказал о своем разговоре с баронессой.
– Мне не нравится, что приезжая дама все время поминает твою жену, – заявила Розалия. – На что она намекает?
– Вероятно, на то, что может отправить меня на бессрочную каторгу, если я пойду против нее, – со злым смешком ответствовал Хилькевич.
– Вздор, мой сеньор, – бросил Жорж. – То дело слишком давнее, и как пить дать никто ничего не сможет доказать.
– Ты опять проиграл, поэт, – поддразнил его граф.
– Век живи, не забывай: везет в любви, а в карты ай-ай-ай, – ухмыльнулся сутенер.
Розалия нахмурилась.
– Виссарион! А что с этими… птицами? Получается, она тут ни при чем?
– Именно так, – угрюмо ответил Хилькевич, – ей даже про них неизвестно.
– Тогда кто же мог… – начал граф, случайно бросил взгляд на карты – и умолк.
– В чем дело, Антонин? – спросил Хилькевич, видя, что Лукашевский хмурится и что-то обдумывает.
– Ни в чем, собственно, – после небольшого колебания ответил граф. – Я просто вспомнил кое-что: завтра в город прибывает некто Николай Рубинштейн. Не может ли он быть как-то связан с тем, что у нас творится?
– Тот самый Рубинштейн? – вырвалось у Розалии. – Первый среди шулеров?
– Надо же, какая птица к нам попасть стремится! – засмеялся Жорж.
– Да, мне говорили о его приезде, – хмуро проговорил король дна. – Но какое отношение он может иметь ко всему этому?
– Не знаю, – задумчиво уронил граф, – не знаю. Но, насколько я помню Рубинштейна, от него можно ждать чего угодно.
– Глупости, – сказала Розалия решительно, – просто глупости! Я знала его мать, его приемного отца, того самого Рубинштейна, и хорошо помню его самого. Чтобы он стал устраивать такое… – Мадам поежилась. – И потом, зачем ему наш город? Он живет то в столице, то в Монте-Карло, то в Бадене, ни в чем себя не стесняет… Я не хочу обидеть никого из присутствующих, но мы для него – глухая провинция, только и всего.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу