Слезы уже намочили ткань ее темного платья на груди, но она не пыталась вытереть их. Жосс подумал, что остановить их было бы для нее не легче, чем оторваться от земли и полететь.
— Моя леди, я так сожалею, — бормотал он.
Она взглянула на него.
— Благодарю вас, — ответила она. — Я осмелюсь утверждать, что это достаточный повод для печали… — Она вздохнула. — Я не смогла сдержаться, сэр рыцарь. Все эти нарушенные обещания, все эти отлучки, когда он искал наслаждения с ней, а теперь — о, теперь! — он отворачивался от меня! — Она с запозданием достала из рукава крошечный кусок тонкой ткани и, хотя лоскут явно не мог справиться с задачей, начала промокать им глаза, нос, лицо. — Когда он покинул мои объятия и направился вниз по ступенькам, я подняла подставку для ног, что стояла под столом, и ударила его.
— Ударили прямо по затылку, — тихо проговорил Жосс. — Да, леди. Я знаю.
Ее неподвижный взгляд был прикован к рыцарю.
— Я убила его, — сказала она. — Так ведь, сэр рыцарь? Убила любовь моей жизни, потому что он не был честным.
Наступило долгое молчание. Жосс смотрел на мертвого мужчину, лежавшего у его ног, затем украдкой поднял глаза на искаженное болью лицо его вдовы.
Она страдала. Безутешная душа. Она будет страдать и дальше, лишившись красивого молодого мужа, и всю свою жизнь станет в одиночестве оплакивать его. Но вместе с горем она будет ощущать и вину. Удар по затылку, возможно, не убил его, но стал причиной страшного падения на угол ступени. Без сомнений, достаточно оснований, чтобы чувство вины стало невыносимым, поглотило ее душу, разум и, в конце концов, тело.
В самом деле, она была достаточно наказана.
На мгновение Жосс представил, что стало бы с ней, если бы он исполнил свой долг — вызвал шерифа. Арест, тюремное заключение, суд, и, если ее признают виновной, после ужасных долгих дней, проведенных в какой-нибудь грязной тюрьме, однажды солнечным утром ее выведут и повесят.
Нет.
Это немыслимо. А кроме того, не вернет Тобиаса.
Пока Петронилла тихо рассказывала о происшедшем, Жосс стоял слева от нее. Теперь с показной нарочитостью он начал дергать себя за правое ухо.
— Боже мой, — произнес он довольно громко, — мое правое ухо!
Через какое-то время Петронилла повернулась, чтобы взглянуть на него.
— Что с вами, сэр рыцарь?
Жосс посмотрел ей в глаза и выдержал ее пристальный взгляд, не позволяя ей отвернуться. Затем произнес очень старательно:
— Странно, но я что-то плохо слышу правым ухом. Вы знаете, леди, я не смог расслышать ни одного вашего слова с того момента, как вы вошли в залу и поблагодарили меня за приезд.
Она была поражена.
— Но… — начала Петронилла.
Он поднял руку.
— Нет, — мягко перебил ее рыцарь. — Леди, пусть все останется так.
На какой-то миг горе, потрясение и ужас исчезли с ее лица, и она стала выглядеть, как, наверно, выглядела много лет назад, до того как в ней проснулась роковая любовь к Тобиасу. Она прошептала:
— О, сэр Жосс! Есть еще в мире доброта…
Подалась вперед и легким поцелуем коснулась щеки Жосса.
Потом, расправив плечи и излучая достоинство, повернулась, пересекла залу и скрылась за дверью своей комнаты.
* * *
После ее ухода Жосс долго стоял в зале, задумчиво глядя на тело Тобиаса.
Затем тоже быстро вышел.
Оказавшись в теплых лучах вечернего солнца, он позвал Пола и, когда тот появился возле лестницы, сказал ему, что Дюран скончался в результате падения с лестницы и что из-за летней жары Полу следует поспешить, чтобы тело было как можно скорее положено в гроб и похоронено.
Хотя было достаточно поздно, Жосс решил вернуться в Хокенли. Он устал, проголодался, ему предстоял долгий путь, но тем не менее он счел, что уехать предпочтительнее, чем остаться.
Рыцарь согласился бы и на худшие условия, лишь бы только сбежать от тела и безутешной вдовы, которых он только что оставил.
Когда Жосс вернулся, аббатство Хокенли было погружено в полную темноту, что, принимая во внимание поздний час, едва ли было удивительно. Спустившись в долину, он расседлал Горация, стреножил его, чтобы тот не мог уйти далеко, затем, похлопав коня по крупу, пустил его на сочную зелень небольшого луга.
Потом рыцарь направился прямо к лежаку, который в спешке покинул, казалось, так давно. Повертевшись некоторое время, чтобы устроиться поудобнее, он закрыл глаза и вскоре крепко заснул.
Разбудивший рыцаря брат Савл предстал перед ним с хлебом, куском соленого сыра и кружкой некрепкого эля.
Читать дальше